Ничего себе поворот! Наташа в деревне. Одна?
Игорь говорил, что после ухода матери-старушки остался дом на живописном холме. В не такой уж и заброшенной деревне, а вполне себе процветающем селе вдоль оживленной трассы. Название такое красивое, я запомнила — «Привольное». И недалеко от города — три часа на машине. А где есть дорога — там есть жизнь.
Несколько лет подряд он ездил туда в отпуск. Иногда, он говорил, с ним ездила и жена. Что-то чинил, что-то достраивал. Мечтал когда-нибудь оставить дела в городе и переселиться с ней в благодатные просторы. Где есть свой дом, огород. И можно во дворе поселить столько собак, сколько сможешь прокормить. А в городе — только шпиц!
Есть же племя собаководов, я себя к ним не отношу, но увлечения своих друзей всегда поддерживаю и разделяю. Вот только если кролик? Он же всё время что-то должен есть? А на работу уйдёшь, вдруг ему не хватит еды?
Все эти мысли пронеслись по лабиринтам моего мозга в несколько секунд. Трубка-то у уха, собеседница ждёт моей реакции, надо же что-то сказать!
С одной стороны — моё обычное женское любопытство. Почему Наташа в деревне живёт одна уже два года? И я об этом от Игоря ничего не слышала. Хотя, ну что удивляться, — он и раньше держал свою семейную жизнь закрытой от посторонних глаз и ушей.
А с другой стороны — если Игорь не говорил мне об этом целых два года, значит, не хотел. Тогда почему я должна выслушивать такие новости не от него самого, а от его жены? Которая меня вообще ни разу в жизни в глаза не видела? Не будет ли это предательством по отношению к Игорю, которого я считаю своим другом?
Ситуация…
Не успеваю ничего сказать, как снова голос в трубке:
— Мы с ним разные люди, мы не можем быть вместе. В общем, я отсекаюсь. Ты слышишь меня, Лена?
Отсекаюсь? — Вот это слово, новое для меня, резкое, рубленое, в словаре мною невиданное, не слышанное никогда раньше, вернуло меня к действительности.
Сказать такое после тридцати лет брака? После того, как выросли дети, как пройдено много тысяч километров вместе, проговорено, прожито…
Отсекаюсь. Беру секиру и отрубаю себя? Или беру секатор и отрезаю по частям мужа? Или секу косой налево и направо? И это «тихая мышь» за спиной уверенного мужчины? Или женщина в гневе, решающая и за себя, и за семью?
— Да-да, я слышу тебя. Говори.
Моё добро на разговор дано не для того, чтобы узнать подробности. Я бы их позже и от Игоря узнала, спросив его прямо, по-дружески. То есть — напролом.
Но в голосе Натальи было столько отчаяния и решимости одновременно, что мне стало ясно: не выслушаешь сейчас этого человека — будешь корить себя за чёрствость, равнодушие, желание съехать со скользкой темы.