Голос в трубке тихий, смиренный, что ли. Похоже, решение о разводе ею принято окончательно и бесповоротно. Ей нужно сейчас просто зачитать этот приговор их браку, а я — в качестве свидетеля, или судьи, или кого она там в моём образе представила.
— Знаешь, Лена, мне ведь только первое время было здесь дико, неуютно, страшно. В ту, первую мою деревенскую зиму. А сейчас у меня две собаки — большие, овчарки. Я взяла их здесь щенками, а теперь это мои охранники и друзья. Я очень люблю собак. И муж их любит. И это единственное, что у нас общего. Не считая детей. Но они уже выросли. Дочка недавно родила мне внучку.
Да, я об этом уже знала. Игорь позвонил мне недавно и накоротке сказал:
— Представляешь, я стал дедом!
— Мои поздравления! Девочка, мальчик?
— Внучка. Ладно, до скорого! Мне надо в дочкиной квартире подремонтировать кое-что, пока она выйдет из роддома, еду туда сейчас. Созвонимся!
Папа есть папа, всегда поможет, а где же дочкин муж? Поздние роды, в тридцать лет. Можно и без мужа, конечно. Я, как всегда, не лезла со своими вопросами. А он, как всегда, был не особо говорлив.
— Лена, ты слышишь? У меня внучка, — Наташа вернула меня к разговору.
— Поздравляю тебя с крохой!
— Да, да, конечно, спасибо, у меня сейчас такой период, — затараторила она опять без остановки, без вздоха, без запятых. — Я вообще сейчас не знаю, что дальше делать! У меня же собаки, я не могу их одних оставить в деревне и поехать в город. Кто их кормить будет? К ним нельзя подпускать другого человека, собака должна знать одного хозяина.
А мне надо в город, срочно! Игорь для них авторитет, но он работает, приехать не может. Внучка крошечная сейчас с моей мамой, а она совсем уже старенькая. Ей надо помочь, мне надо ехать в город, а я не могу из-за собак! Я не успею туда-обратно, мне надо важные вопросы решить. В опеку или куда там надо идти, я ещё не знаю. Кто же будет кормить моих собак? А по внучке я там, на месте определюсь…
— Что случилось с твоей дочкой? Почему малышка не с мамой?
Слышу, как Наталья набирает полную грудь воздуха. И выдох:
— А мама её — пьёт. Пьёт беспробудно второй месяц после родов… И до родов пила. Пелёнки не стирала, не сушила, ребёнок заболел пневмонией. Мне надо ехать, понимаешь?!
Уф… Как же мне плохо стало после этих слов Наташи! Как горько, как осязаемо кисло на слюнных железах, как вдавленно в виски…
Всё, что она там говорила про Игоря и про себя. Про службу-дружбу, про горшки и про дрова — всё это, абсолютно всё, потеряло смысл. Или, наоборот, приобрело какой-то чудовищный, извращённый смысл, здравому рассудку не подлежащий.