Голос моей собеседницы взлетел куда-то высоко и замер. Как будто это была та самая нота, на которую она долго-долго настраивала камертон своего монолога. В стремлении донести до меня всю ту глубину падения её мужа, какой она себе её представляла.
— Наташа, стоп. Давай на паузу, — я решила снизить накал её эмоций. — Ты думаешь, на работе пьёт только Игорь? Ты думаешь, тысячи менеджеров, боссов, клерков в офисах доблестно работают весь день и честно по вечерам абсолютно трезвые идут домой?
— Я не знаю. Я про других не знаю, мне было стыдно за моего мужа…
И тут я встала на защиту Игоря:
— А ты знаешь, что бывает за дверями персональных комнат в кабинетах больших начальников? Что туда под предлогом «у босса подскочило давление» вызывают бригады скорой помощи. И они откачивают не в меру набравшихся на переговорах обладателей костюмов «Бриони» и часов «Картье»?
Видела ли ты, как пьяный шеф крупной организации пытался прикрепить к пиджаку подчинённого его медаль, да только не смог совладать со своими трясущимися пальцами и уронил награду на пол.
Ты в курсе, что такое «пьяный тур большого папы»? Когда начальник уезжает на острова с целым гаремом красивых девушек?
Видела ли ты, как секретарша заносит в кабинет шефу литровый кувшин с опохмельным напитком, накрытый большой салфеткой от посторонних глаз в приёмной?
Слышала ли ты о том, как известный бизнесмен отправляет жену с детьми на неделю в Европу, чтоб не мешали. А сам закрывается дома от всех, выключает телефоны и пьёт столько, сколько хочет. Сколько влезет в его несчастную печень, которую он потом добросовестно лечит по заграничными клиникам.
А говорила ли ты с женой депутата, которая, боясь огласки для семьи, освоила навыки медсестры? И теперь выводит из запоя собственного мужа в преддверии очередной сессии.
Я сделала паузу, Наташа тоже молчала. И я продолжила:
— Наташа, я тебе искренне сочувствую как женщине. Это тяжело, это ужасно, когда муж — алкоголик. Но, послушай меня, это диагноз многих мужчин.
Пауза, на которую я нажала, тормозя волнение Натальи, так и осталась вдавленной в наш разговор. Её мир, сосредоточенный на семье, детях, муже, не предполагал такого разворота.
Её персональная трагедия, с которой она мучительно пыталась сжиться десятки лет, вдруг уменьшилась до размера одной из множества подобных. Раз — и сжалась, как шагреневая кожа. Стала такой мелкотравчатой, незначительной, малозаметной. И, словно в оправдание, не зря же она решилась звонить и выносить сор из избы, Наташа ответила:
— Но я не смогла это больше выносить. Я уехала в деревню. Как хочет, так пусть теперь и живёт. Без меня.