Именно: свобода дороже денег. Так ему показалось, на уровне интуиции, — и даже пусть только показалось, но именно тогда он отказался выбрать деньги, перестав идти в ногу со временем…
Гуляя, Игнат несколько раз пересекался с Колмогоровым, которого неспешно вел под руку один и тот же аспирант, судя по возрасту, или докторант, судя по опекаемому им человеку.
За шесть лет московской учебы Игната Колмогоров сильно сдал. Говорили, что он почти ослеп и не мог работать. Внешне все так и представлялось и, казалось, прогулка старого с малым должна была вызывать в Игнате одну жалость — но нет, она трогала другое. Несколько раз он ловил себя на том, что бессознательно менял свой путь и шел за ними, пока не соображал, что уже неприлично приблизился. Тогда Игнат останавливался или отворачивал в сторону, и продолжал следить за удаляющейся парочкой взглядом.
Высокий молодой человек наклонял голову к старику, вслушиваясь в произносимые им слова. Даже на самом большом расстоянии чувствовалось желание Колмогорова говорить, и то, с каким трудом даются ему слова. И чудилось, как через его страдания с божьей помощью возникает и дрожит незримая и негласная связь этих разных людей, держащихся за руку, начинающих понимать друг друга без слов и создающих общими усилиями то особое и манящее других людей состояние любви, которое Прянишников понял только взрослым человеком, связав его с благодатью.
Теперь Прянишников сам стоял на пороге старости и, как любой разумный человек, допускал, что и ему предстоит перед смертью пострадать. Он верил, что сможет смириться и превозмочь рассудком свои страдания, если они ему суждены, но очень не хотел для себя такого урока.
Думая об этом, он снова и снова вспоминал, как гулял по Москве, прощаясь со столицей, и как неподалеку прогуливался, прощаясь, Колмогоров, и вместе с подкатывающим к горлу комком жалости по ушедшему человеку, чувствовал его, как живого.
Прянишников давно уже не любил тягу людей рассматривать старые фотографии и вспоминать, как кто когда выглядел. Ведь изменчивая внешность — это только оболочка человека. Память о нем остается и хранится другим невидимым образом, который доступен душе без искусственных приспособлений. Всех близких себе людей он воспринимал силой чувства, без фотографической точности — зачем она нужна? Близкими ему были не только родные, но и те, у кого он чему-то научился, пусть даже эти люди и не подозревали об этом, как Колмогоров, или жили в другое время, как Пушкин или Толстой.
Примеряясь к Колмогорову по воспоминаниям учеников об учителе, Прянишников нашел не только подтверждение восприятия людей по духу, к которому пришел самостоятельно, но и много формулировок, подходящих старым ощущениям прячущегося от людей Игната и теперешним своим невысказанным мыслям. Его покалывало в сердце и тогда, когда читал, и теперь, когда вспомнил про пережитые Мировым страдания неразделенной дружбы и ответ учителя, расставляющий чувства ученика по своим местам.