А те, кто не только не видит, но и отказывается смотреть, получают Цусиму со всеми вытекающими из нее последствиями.
Не наше дело состязаться с агрессорами в борьбе за невольников. Наш урок — строить царство божье на земле, а разрушителям мешать по мере сил и возможности, стараясь заодно открыть им глаза на то, кому служат. Их бог — сатана. Будут упорствовать в своей службе — пропадут.
Воображение подсказало Прянишникову возгордившихся японцев, потопивших русский флот, и созданные ими для покорения океанов стальные чудовища, потопленные комариными укусами самолетов американских авианосцев, — и услужливо продолжило этот ряд, представив разбитыми, опрокинутыми и идущими ко дну покорившие океаны американские авианосцы…
Озноб пробежал по телу Прянишникова, когда ему показалось, что час настал, и запасные русской земли готовы подняться, если бог даст.
И еще раз пробежал озноб и холодок по телу, когда он подумал, что бог ему уже дал и глаза, видящие в тумане, и душу, различающие огоньки. И если нет у него сил говорить в полный голос, то их достаточно, чтобы присоединиться к праведникам и силой своих дум усилить сказанное ими.
Перед ним вырисовалась лесенка ступенек дружбы, братства, любви к близким, любви к дальним, любви ко всем людям, достойным любви; она вела прямо к сияющим вершинам, и то, что не каждую ступеньку этой сложной лесенки удалось Прянишникову пройти достойно, не отменяло для него возможности прийти к свету.
«От ликующих, праздно болтающих,
Обагряющих руки в крови,
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви!»
19Прянишников попытался приостановить бег мыслей, зная свою слабость увлекаться фантазиями и мечтать о несбыточном. Но сегодняшней ночью это плохо ему удавалось. Возвышенное лирическое настроение приподнимало его, звало за собой. Он листал закаченные в электронную книжку стихи и очень быстро находил в них те слова, которые искал, подпитываясь энергией светивших на земле огоньков.
«Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои…»
На выпускном вечере в ресторане выпивший Игнат сказал белорусам, — не картежникам, в которых разочаровался, а другим, высокому и маленькому, державшимся парой, и поведением своим несшим тайну, к которой ему хотелось приобщиться: «Где бы я ни был и кем бы ни стал, — позовете, отзовусь по первому зову». Над ним посмеялись, конечно, списав выходку на пьяный бред, но почему Прянишников так ярко ее помнит? И бред ли это был?
«Лишь жить в самом себе умей!
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их заглушит наружный шум,