Третьяков не стал говорить женщине, что думает. Он обнял ее, она прислонилась к нему, и какое-то время они были одни не только в комнате, но во всем мире.
— Даже если нам не суждено быть вместе, — сказал Третьяков, — все равно ни о чем не буду жалеть. Эти чувства, которые я вспомнил, когда ты мне рассказала о своих чувствах, — они многого стоят. Любовь, которая переполняет тебя, которой хочется поделиться со всеми… Когда она есть, мир светлый, когда нет — становится тьмой. Ты такая молодец, что рассказала мне об этом!
— Ты говоришь так, как будто мы прощаемся! — возмутилась Ирина. — Мы еще ничего не решили. Мы просто думаем, что делать.
— Я и не прощаюсь, — прижал ее к себе Третьяков. — Я просто думаю. Например, о том, как медленно готовятся в жизни изменения, и как быстро они происходят. Любые изменения. От роста грибов и их прорыва из земли до взрыва ровных товарищеских отношений и наших с тобой дум, что теперь с этим делать.
Прощаться с ней Третьяков пришел через неделю.
— Я увольняюсь, — сказал он. — Поеду к жене. Ты бы видела, как смотрели на меня начальник и директор, когда я предложил себя в качестве жертвы режимщикам. Как на спасителя. Читай, как на дурака.
— Зачем ты это сделал?
— Считай, что устал. Надоело здесь трудиться.
— Это они дураки! С кем они останутся?
— Главное, что они тут будут работать. А с кем, они найдут.
— Но как же ты?
— Как-нибудь. Как всегда. Я не пропаду, не переживай.
— А я?
— Ты тоже не пропадешь. Я буду думать о тебе. Если тебе станет плохо, вспоминай, как здорово мы с тобой катались. Тогда ты почувствуешь меня, как бы далеко я от тебя не был.
Ирина не нашла слов, чтобы его остановить. Она понимала, что он уезжает из-за нее, и не смогла его остановить.
Ночью к ней подлез соскучившийся Антон. Когда он устал и пошел к себе спать, она стала вспоминать Диму, и ей действительно показалось на миг, что он с ней, — она чувствовала его так, как будто он был рядом.
Сна как не бывало. Ирина лежала с открытыми глазами, слушала, как неподалеку похрапывает Антон, и ей хотелось зарыдать во весь голос, жутко, до мурашек по коже, как давно в ее детстве рыдала в деревне по покойному мужу ее двоюродная бабушка.
Она повернулась к окну и стала смотреть через тюль на заглядывающую в спальню полную луну. Звезд сквозь тюль не было видно, и луна казалась ей большой и одинокой спутницей ночи.
Луна двигалась по черному небу слева направо, спускаясь и меняя цвет отраженного света с белого на желтоватый. Ирине казалось, что луна знает, как дрожит ее сердце от неизъяснимой любви ко всем людям и ко всему миру, в который перешла ее любовь к милому и странному Третьякову. Пусть ее любовь несовершенна, пусть люди не замечают ее, но она есть, она такая, на какую Ира способна, без обмана.