Начав рассказ со слюнями на губах, к концу Генка как-то сник, и хоть махнул рукой и подсмеивался вслед за всеми над своим приключением, но видно было, что настроение хвалиться у него пропало.
Генку сменил минский парень, который рассказал, что тоже раздел свою девчонку, но в нее не полез, хотя она и хотела, и не мешала, — побрезговал крови, которая, по ее словам, у нее шла.
Этот рассказ вызвал подозрение в женских обманах и живое обсуждение того, что надо делать, когда «бабы» обманывают.
Были и другие разговоры, от которых сердце Игната постукивало неровно, и было ему не по себе и стыдно.
Но стыдно было не только от того, что он слышал и представлял себе, а от того, что могут спросить и его. И что тогда делать? Признаться, что нечего рассказывать?..
В черном окне вагона замелькали полосы света. Станционный громкоговоритель объявил о прибытии поезда. Колеса заскрежетали и остановились.
Толя положил на стол растрепанную книжку, выключил свой ночник и отвернулся к стенке.
К Прянишникову сон не шел. Он поднялся и вышел в пустой тихий коридор размять ноги.
На табло в коридоре светились зеленые кружки, — оба туалета были свободны. В открытом служебном купе, уронив голову на стол, спала дежурная проводница.
Поезд стоял на большой подмосковной станции. Следующей остановкой, в час быка, была Москва. А ранним утром был город Прянишникова. До него оставалось часа четыре пути, и лучше уже ему не пытаться заснуть, чтобы не проспать.
Сходив в туалет, Прянишников снова порадовался, что эта возможность теперь доступна пассажирам и на остановках. В остальном Прянишников не видел улучшений по сравнению с поездами в пору его учебы и регулярного курсирования между домом и столицей. Старые купейные вагоны немецкого производства были оборудованы не хуже, а по отделке выглядели осколками имперской роскоши. Сервис всегда был на уровне. Ресторан не пустовал. Официантки туда не зазывали, как сегодня, и не предлагали пирожки, бегая по вагонам и жалуясь, что в этом питерском поезде продали только два супа и одно второе, набрав за весь день меньше тысячи рублей — не то, что в московском, где меньше десяти за день никогда не выручали.
Билет в советский поезд стоил Игнату 16-ть советских рублей, купейный — до 20-ти, половину его стипендии. В купейных вагонах проводницы носили и ставили на столики, застеленные накрахмаленными белыми скатертями, чай с подстаканниками, отказываться от которого казалось несолидным, — экономные студенты еще и по этой причине предпочитали плацкарт…
Два поколения выросли с тех пор. А что изменилось, кроме дороговизны? Те же длительные остановки в пути, тот же неспешный график. Тридцатичасовая поездка сократилась только на пару часов. Если нужны хорошие места, то также надо думать об этом задолго до поездки.