— Я вернулся, Шоа, — сказал он ему. — Я принес вам радостную весть. Ты еще не забыл меня?
Шоа молчал. Он ничего не понял и лишь переводил свой взгляд с лица Саффара на нож, который тот держал в руке, и обратно… Потом кивнул головой:
— Я помню тебя.
— У серинджа есть винтовка? — спросил его Эль-Сейф.
— В каюте, — снова кивнул Шоа.
— Хорошо! — засмеялся Эль-Сейф. Вместе с Гамидом он поднялся на корабль, привязанный канатом к береговому утесу и крикнул:
— Вставайте, сериндж и нахуда! Сейчас час собх, и я принес вам радостную весть! — Он зашел за каюту, так что можно было видеть только Гамида.
Ловцы на берегу начали просыпаться.
— Кто кричит? — спросил нахуда Омар.
— Я, — отвечал Гамид. — Я прибыл из Массауа волей аллаха. И Омар и Бен Абди соскочили с корабля на берег, а Эль-Сейф встал между ними и трапом.
— Идите к ловцам! — приказал он. — Сейчас я все вам объясню! — Бен Абди узнал его и сделал резкое движение… Но слова Эль-Сейфа остановили его:
— Я тоже умею владеть ножом, о Бен Абди!
Нахуда Омар недоуменно оглянулся. Он решил, что на них напали разбойники, и не понимал, почему он видел только двоих.
Он направился к толпе ловцов, которые уже встали. Бен Абди тоже шел туда; он был изумлен не меньше чем нахуда, да к тому же напуган: он узнал шрам на лице Эль-Сейфа.
Эль-Сейф двинулся к ним.
— Я принес вам счастье, ловцы жемчуга! крикнул он, и голос его напоминал звон металла, потому что в нем была надежда и вера. — Я принес вам свободу! Вы — хозяева этого корабля!
— Али Саид — хозяин! — возразил нахуда, от волненья позабыв, что Али Саид мертв.
— Нет больше Али Саида! — напомнил ему Эль- Сейф. — Нет Абдаллаха. Нет и Азиза. Корабль теперь ваш, о люди!
Бен Абди хрипло засмеялся:
— Если вы возьмете корабль, это будет кража!
— Сто раз уже заплатили за него! — выкрикнул Эль-Сейф. — Корабль стократ наш! Все, кто владели им, мертвы! Он наш! Мы были рабами, но теперь мы никогда не будем ими, если не захотим! Мы ныряли на дно моря, а жемчуг доставался Саиду…
— …который давал за это деньги! — подхватил нахуда.
— Да. Но только вам. Вы заставляли нырять нас! Почему нам не достается жемчуг?
— Иншаллах, — отвечал Бен Абди. — Волей аллаха.
— Нет на это воли аллаха! — вскричал Эль-Сейф. — Нет и никогда не было!
— Слышите! Он отступник! Он богохульствует над могуществом всевышнего! — закричал нахуда.
— Молчи! — прервал его Эль-Сейф, и голос его дрожал. Слова нахуды задели его самое больное место, то, что еще недавно было исключительным содержанием его духовной жизни, его учителем и наставником, его страхом и поэзией — его веру. Вера эта жила в нем, и он мог отрешиться от нее, да и не хотел, потому что боялся, потому что все вокруг — земля, на которой он жил, воздух, которым он дышал, люди, которые окружали его, все это связывало его с ней.