— Импи, — помог мне Финн.
— Да, есть история Импи. Но я расскажу ее позже, если ты не против, потому что у меня голова разболелась. Эта история позитивная и радостная, так что будет легче.
— Да, конечно, расскажешь позже. Давай сделаем привал?
Мы вышли на улицу, было совсем темно, и бесконечное небо, такого количества звезд я не видела никогда. Мы молча курили. Потом Финн подошел и обнял меня.
— Что, больше не хочешь на мне жениться?
— Нет, хочу еще сильнее.
У меня почему-то сжалось сердце, и я беззвучно заплакала. Слезы просто лились по щекам сплошным ручьем. Финн обнимал и целовал меня.
— Ты мое самое большое счастье на свете, — говорил он.
На ночь мы с Финном остановились на одной из баз отдыха, возле озера Каллавеси. Он сказал, что мы останемся тут на сутки. На базе отдыха не было ни души, и ни единого скелета. Все двери были заперты, оборудование выключено. До начала эпидемии во всей Финляндии жило всего пять с половиной миллионов человек, а это в четыре раза меньше, чем в одной только Москве. Все здесь указывало на то, что с организацией помощи людям здесь было гораздо проще. В домиках было хорошо и уютно, только пыльно. Финн разжег камин.
— Здесь даже горячая вода есть! — сказал он, — тут вполне можно жить.
— Горячая вода, это то, что надо. Я пойду в душ.
Мы остановились на необычной базе. Здесь были специальные домики со стеклянными крышами. Мебель в комнатах была расположена так, что сидя в любом уголке можно было видеть небо. Финн слазил на крышу нашего домика и убрал с нее старые листья и полил из шланга водой. Кровать стояла по центру маленькой комнатки, кроме камина и маленькой тумбочки в ней ничего не было. Я лежала в постели и смотрела на небо надо мной. Было ощущение, что там и правда кто-то разлил молоко. Финн вышел из ванной и лег под одеяло. Он обнял меня очень нежно, все его прикосновения были какими-то очень деликатными.
— Я не хрустальная, если что, — с улыбкой сказала я.
— Нет, ты хрустальная.
— С чего вдруг я такой стала?
— Я не знаю, как это выразить словами.
— У тебя поменялось ко мне отношение. Только я ожидала какой-то другой реакции.
— Да, поменялось, я стал восхищаться тобой еще больше. А какой реакции ты ждала?
— Если человек говорит, что он был на войне, о нем сразу складывается впечатление, что у него травмированная психика, и по любому он, хоть немного слетел с катушек и все в таком духе. Таких людей побаиваются, и думают, что от них можно ожидать всего. На самом деле так в основном и бывает. Я считала, что ты станешь относиться ко мне также.