Пара лет новой нежизни пролетели для меня в кровавом тумане. Недели были похожи одна на другую, наполняясь криками жертв, насилием и всепоглощающей, больной страстью.
Моя зависимость от его жестокого нрава только росла и усиливалась с момента моей смерти.
Викторий, прежде составляющий для меня важную часть, уже ничего не мог сделать, постепенно растворяясь и отдаляясь. Отчасти, его обращение прошло легче, чем мое. Ведь он не был так зависим от графа. Чуткий и ищущий в каждом лучшее, он надеялся, что со временем сможет исправить его и потому оставался рядом.
Хотя все же я ошиблась — Викторий был привязан к графу по-своему, считая себя его другом. Возможно так оно и было, ведь ему граф доверял в той мере, в какой вообще умел доверять.
Однако Викторий не осознавал одного факта. Несмотря на все его усилия, попытки и мольбы, графа было уже не исправить.
Он слишком долго был вампиром. И за все эти годы успел убить слишком много людей. Он уже не был способен чувствовать, не извращая все, к чему прикасался.
За свою нежизнь он успел увидеть и попробовать все. И теперь это «все» ему наскучило. Любовь, нежность, доброта. Простые вещи в привычном их понимании не были доступны ему, а единственным его развлечением стала жестокость.
Возможно когда-то он был иным (ведь отчего-то он выбрал в жены именно меня, и я подозревала, что просто напомнила ему кого-то). Но эти времена ушли безвозвратно, оставив то, что есть.
Жестокость.
Желание причинить боль.
Жажду.
Только так он теперь видел все чувства, позабыв про остальное. А во мне не было достаточного стержня и твердости, чтобы напомнить ему их. Ведь я и сама была сломана и подчинена ему. Была больна им и зависима от него.
Я проклинала его, держа в памяти каждую секунду принесенной им боли, но я так же не могла противиться его власти. Меня тянуло к нему неумолимо, как слабую щепку тянет течением реки.
Граф прекрасно, как и прежде, осознавал свою власть надо мной. Еще бы, ведь то, что он делал до этого, было направленно на получение этой самой власти.
И граф без зазрения совести пользовался этим преимуществом. Хотелось бы мне верить, что такое его отношение ко мне, желание полностью подчинить и сделать зависимой, были вызваны именно привязанностью, а не чем-то иным.
В любом случае, чтобы граф не делал, я прощала. Я плакала, болела и боялась, но прощала. Я прощала и задыхалась от наслаждения, вызванного близостью его тела и запахом свежей крови. А потом снова прощала, проклиная себя на пару с ним. Он был заранее прощен мной до конца своей вечности, потому что прощать было лишь моей виной.