Ничто не имело значения, когда он прижимал меня к себе, лаская с присущей ему жестокостью.
— Я скучал по тебе, графиня, — произнес он, а после усмехнулся, глядя через мое плечо. — А ты знала, что этот щенок по уши влюблен в тебя? Что ж, если хочет, он может посмотреть, но пусть даже не думает, что ему достанется хотя бы часть тебя. Ты моя на вечно.
Что он имел ввиду?
Этого не могло быть, ведь пускай мы и были близки, но Иероним никогда не говорил о своих чувствах, никогда не намекал о том, что хочет чего-то большего, нежели общение и дружба. Ну а я всегда относилась к нему только как к сыну, которого у меня не могло уже быть.
Впрочем, граф усилил свой натиск, заставляя меня раствориться в удовольствии его ласк, и я уже не смогла думать ни о чем другом.
Не знаю, когда Иероним ушел — до, или после того, как граф вошел в меня, но когда все закончилось, его уже не было.
— А теперь нам надо поговорить. Где твои покои? — граф говорил холодно и отстраненно.
Кажется, он был зол куда больше, чем показывал до этого.
Через несколько секунд мы оказались у меня, и граф толкнул меня на кровать. Я по-прежнему была обнажена — платье что было на мне прежде граф порвал, а новое надеть мне не дали.
— Ну, а теперь рассказывай, где же ты нашла этого щенка, и почему решилась даровать ему вечность, несмотря на мой запрет? — усмехнулся граф, сверкая своими глазами.
Пускай я с особым трепетом вспоминала те моменты, когда граф был нежен со мной и заботлив, но я дышала всем, что он делал. И даже его грубые слова, презрительная улыбка и голодный блеск алых глаз были мне близки и знакомы. Вот уж точно, как я могла даже мысль допустить о том, что смогу причинить ему зло?
Он мой единственный. Навечно. А я его. И это уже ничто не исправит. Никто теперь не сможет выгнать его из моего сердца, где он так глубоко пустил свои ядовитые корни.
— Отвечай, когда я спрашиваю, — граф по своему воспринял мое молчание.
И пускай тон его не изменился, но я почувствовала, как он зол моим молчанием. Все же я знала его очень давно.
— Я… вы бросили меня одну и уехали. Что мне еще оставалось делать? — голос мой дрогнул.
Только сейчас, кажется, до меня дошло, что он может наказать не только меня, но и Иеронима. И только сейчас я поняла, что ничего не смогу ему ответить. Что не смогу помешать.
— Ждать своего мужа, как порядочная жена, вот что тебе оставалось, — отрезал граф и щелкнул пальцами.
Тут же в комнату вошла служанка и встала рядом с ним, подставив ему свое беззащитное горло. Граф медленно отпил, наслаждаясь моим растерянным видом, а после продолжил: