– Расскажи мне о них, – попросил он, вонзая иглу в позвоночник Эли.
– Их тридцать два, – сообщил он, сверля кости Эли.
– Я сосчитал, – похвалился он, взломав грудь Эли.
– Ты можешь поговорить со мной, Эли. Я счастлив выслушать.
Но Эли не мог говорить, даже если бы хотел.
Все силы уходили на то, чтобы не кричать.
X
Двадцать пять лет назад
Первый дом
Однажды, когда отметины на спине были еще свежи, Эли сказал себе, что у него растут крылья.
В конце концов, мать считала Эли ангелом, даже если отец видел в нем дьявола. Эли никогда не делал ничего, что могло заставить пастора так думать, но отец утверждал, мол, видит тень в глазах мальчика. И всякий раз, замечая это, брал Эли за руку и отводил в часовню, что стояла рядом с их дощатым домом.
Эли когда-то любил маленькую часовню – у нее было такое красивое окно, с красно-синими и зелеными витражами. Оно выходило на восток, так что в него падал утренний свет. Пол был из камня и даже летом обжигал холодом босые ноги Эли, а в центре стоял металлический крест, уходя прямо в фундамент. Эли еще думал, как ужасно крест раскалывает пол, будто его сбросили сюда с высоты.
В первый раз, когда отец увидел тень, он положил одну руку Эли на плечо, а в другую взял кожаный ремень. Мать Эли смотрела им вслед, крутя полотенце в руках.
– Джон, – окликнула она, всего раз, но отец Эли не оглянулся, не остановился, пока они не пересекли узкую лужайку и за ними не закрылась дверь часовни.
Пастор Кардейл велел Эли пойти к кресту и взяться за перекладину. Сначала Эли отказался, стал рыдать, умолять, извиняться за все, что сделал. Но это не помогло. Отец привязал Эли руки и избил его за неповиновение.
Эли было девять лет.
Позже ночью мать обработала шрамы на спине и сказала ему, что он должен быть сильным. Это Бог испытывает их, и отца Эли тоже. Ее рукава слегка задрались, когда она укрывала прохладными полосками ткани раненые плечи сына, и Эли увидел края старых шрамов. А мать уверяла, что все будет в порядке, что станет лучше.
Ненадолго стало.
Эли делал все возможное, чтобы быть хорошим, достойным. Чтобы избежать гнева отца.
Но затишье не может быть бесконечным. Пастор снова увидел дьявола в своем сыне и повел Эли обратно в часовню. Иногда между избиениями проходило несколько месяцев. Иногда несколько дней. Иногда Эли думал, что он это заслужил. Что ему это даже нужно. Он подходил к кресту, цеплялся пальцами за холодный металл и молился – не Богу, а своему отцу. Молился, чтобы пастор перестал видеть то, что видит, чтобы не вырезал новые перья в изорванных крыльях на спине сына.