– Это Матерь! – вдруг рассмеялась Матроха. – Это Матерь! Это она западным безбожникам себя показывает! Это она нарочно море взбаламутила, чтобы мы силу свою явили! Веру свою укрепили! А ну давайте, девоньки! Как над Взрылем! Давайте, родимые! Матерь с нами! Она нас направит!
– Реки твои – вены мои! – закричала Олья, напрочь забыв общую молитву. Вместо нее она читала ту, что принадлежала родному улусу. – Скалы твои – ступни мои! Лава твоя – сердце мое! И живое тобою живет, а что мертво – сохранно в недрах твоих! Реки твои…
– Стой!
Кто-то схватил ее за ногу. Олья обернулась и увидела валаарского калеку, который каким-то чудом умудрился к ней подползти.
– Не надо! – выпалил он. – Не делайте этого! Скажи им, чтобы перестали! Вы умрете, если это сделаете!
– Не умрем! – отрезала Олья. – Не мешайся, Матерь нам поможет!
– Да нет никакой Матери! – проорал калека, тормоша вед. Те стояли с закрытыми глазами и уже не реагировали на него. – Не надо! Не было никакой Матери над вулканом! Не было! Это был Ри! Его сейчас нет! Олья, вы умрете, если выйдете из тела, чтобы море успокоить! Умрете, ясно?! Вы не сможете вернуться! Да хватит же! Прекратите!
– Замолкни, западник! – оттолкнула его веда. – Не мешай!
Откуда мальчишке знать о Матери? И как он может судить, какая в Олье сила? Она уже бывала Взрылем и теперь станет чем угодно. Каждая из вед станет. Вместе они остановили вулкан, вместе успокоят шторм. И Матерь точно придет. Олья схватилась за веревку и продолжила читать молитву, не обращая внимания на валаарца.
Ни молящиеся веды, ни моряки, ни остроухи не заметили, как пропал Нико. Мгновение назад он стоял один на один с огромной волной. Судно накренилось, словно катилось с горы, а потом эта самая гора стала расти и языком, вставшим на дыбы из глотки моря, ударила в палубу, слизнув с нее оцепенелого принца. Он даже не понял, как его швырнуло за борт. Он ничего не понимал с тех пор, как, свалившись с кровати от качки, поспешил наверх и встретился лицом к лицу со своим главным страхом – Глубокой Водой.
Тело перестало слушаться. Инстинкты словно уснули. Нико даже за трос не ухватился. Он просто смотрел, выпучив глаза, на исполинский вал, а потом оказался среди соленой пены. Он вынырнул, хватая ртом воздух, стал кричать и грести изо всех сил, даже успел прикоснуться к скользкой обшивке «Мурасаки», но никто не услышал. Никто не увидел, что он здесь, один. В холодной воде. Наедине с ее опасной глубиной.
Чем больше Нико паниковал, тем тяжелее ему становилось. Раз за разом волны били его по затылку, норовя вдавить в тело моря и не выпустить наружу. Он не мог успокоить дыхание и не успевал подгадывать момент, чтобы задержать воздух перед очередной встречей с соленым гребнем. И каждый раз, когда вода попадала ему в нос и в рот, Нико словно сходил с ума.