И тут оказалось, что никто этого не ждал.
Какой-то миг мы просто стояли и ждали, пока кто-нибудь скажет хоть что-нибудь, нечто такое, что убедит ее продолжить Игру по правилам. Или заставит. Или что Уилли снова подвесит ее, как и сказал. Что угодно, лишь бы Игра продолжалась.
Однако, в эти несколько мгновений нечто пропало. Чтобы вернуть это, пришлось бы начинать все сначала. Полагаю, мы все это почувствовали. Это сладкое, пьянящее чувство опасности ускользнуло прочь. Ушло в тот миг, когда она заговорила.
Вот он, ключ.
Когда она говорила, она снова становилась Мэг. Не какой-нибудь прекрасной обнаженной жертвой, а Мэг. Личностью, способной мыслить, выражать свои мысли вслух, и даже иметь какие-то личные права.
Вытащить кляп было ошибкой.
От этого мы стали раздраженными, злыми и растерянными. Так что мы просто стояли.
Наконец Рут нарушила тишину.
— Мы можем так сделать.
— Как? — спросил Уилли.
— Как она говорит. Оставить ее в покое. Пусть немного подумает. Думаю, я не против.
— Да, — сказал Рупор. — Оставим ее. В темноте. Пусть повисит.
Это единственный способ, подумал я, начать заново.
Уилли пожал плечами.
Донни посмотрел на Мэг. Было видно, что он не хочет уходить. Он сверлил ее взглядом.
Он поднял руку. Медленно, нерешительно поднес ее к груди.
И внезапно я словно стал его частью. Я ощутил там свою руку, мои пальцы едва не касались груди. Я почти чувствовал теплую влагу ее кожи.
— Не-а, — сказала Рут. — Нет.
Донни посмотрел на девушку. И остановился. В каких-то дюймах от груди.
Я вдохнул.
— Не трожь ее, — сказала Рут. — Не хочу, чтобы кто-то из вас ее трогал.
Он опустил руку.
— Такие девчонки всегда грязные, — продолжила Рут. — Держите руки от нее подальше. Вы меня слышите?
Мы слышали.
— Да, мам, — сказал Донни.
Она повернулась уходить. Раздавила окурок на полу и махнула нам рукой.
— Пошли. Но сначала суньте кляп ей в рот.
Я посмотрел на Донни. Тот разглядывал тряпку на полу.
— Он грязный.
— Не такой уж и грязный, — сказала Рут. — Не хочу, чтоб она тут всю ночь орала. Засунь.
Она повернулась к Мэг.
— А ты подумай об одном, — сказала она. — Хотя нет — о двух вещах. Во-первых, тут может висеть твоя маленькая сестренка, а не ты. Во-вторых, я знаю, что ты себя плохо ведешь. И я хочу, чтобы ты рассказала. Это признание — не детские игрушки, в конце концов. И кто-нибудь из вас мне все расскажет — или ты, или она. Подумай над этим, — сказала она, после чего развернулась и ушла.
Мы слушали, как она поднимается по лестнице.
Донни сунул кляп.
Он мог бы полапать ее, но не стал.
Так, будто Рут все еще стояла в комнате и следила. Ее присутствие в комнате не ограничивалось одним лишь запахом сигаретного дыма, пусть было столь же бесплотным. Словно Рут была призраком, преследующим нас, ее сыновей и меня. Призраком, который будет преследовать нас целую вечность, если мы ее ослушаемся.