Мы лежали в кроватях, но заснуть никто не мог: нас неотступно преследовал образ Мэг.
Время шло в полной темноте, пока кто-нибудь не скажет, какое у нее было лицо, когда Уилли вытащил последнюю книгу, каково это стоять там так долго с привязанными над головой руками, больно ли это, и как круто наконец увидеть обнаженную девушку, и потом мы снова замолкали, заворачиваясь каждый в свой кокон из мыслей и грез.
Но во всех этих грезах был один и тот же объект. Мэг. Мэг, в том виде, в каком мы ее оставили.
Мы должны были ее увидеть.
Донни бы сразу предложил, не будь это так рисково. Рут сказала, чтобы мы от нее отстали.
Дом был маленький, и звук легко разносился, а Рут спала всего лишь за одной тоненькой дверью, в комнате Сьюзен — а спала ли Сьюзен? Или тоже лежала и думала о сестре? — прямо над убежищем. Если Рут проснется и поймает нас, случится непоправимое — она может отстранить нас от дел в будущем.
А мы знали, что тут все только начиналось.
Однако, ее образ по-прежнему стоял у нас перед глазами, и он был слишком силен. Нам вдруг будто бы потребовалось убедиться, что мы там точно были. Ее нагота и доступность манили, словно песнь сирены. Непреодолимо.
Игра стоила свеч.
***
Ночь была темной, безлунной.
Донни и я слезли с верхних полок. Уилли и Рупор соскользнули с нижних.
Дверь Рут была закрыта.
Мы на цыпочках прошли мимо. Рупор едва сдержался, чтоб не захихикать.
Уилли взял фонарик с кухонного стола, и Донни осторожно открыл дверь в подвал.
Ступеньки заскрипели. С этим ничего не поделаешь, оставалось только молиться и надеяться на лучшее.
Дверь убежища тоже заскрипела, но не так ужасно. Мы вошли, ступив босыми ногами на холодный бетонный пол, как и она — и там стояла Мэг, такая же, какой мы ее запомнили, хотя времени прошло всего ничего — такая же, какой мы ее себе представляли.
Ну, не совсем.
Ее руки побелели и покрылись красными и синими пятнами. И даже в жалком свете фонарика можно было увидеть, как она побледнела. Она вся покрылась гусиной кожей, соски затвердели и сморщились.
Она услышала, что мы вошли, и издала слабый жалобный стон.
— Тихо, — прошептал Донни.
Она послушалась.
Мы не сводили с нее глаз. Так, словно это была какая-то святыня —или экзотическое животное в зоопарке.
Словно и то, и другое одновременно.
***
Сейчас я думаю — может, все было бы иначе, не будь она такой красивой, не будь ее тело таким молодым, сильным и пышущим здоровьем, будь она уродливой обрюзгшей толстухой. Может и нет. Может, это произошло бы в любом случае. Неизбежное наказание чужака.