Без десяти три, и торт еще не готов.
Проклятье.
Это может означать одно из двух: или проблемы с мужчиной, или нечего надеть.
Обе причины не предвещали ничего хорошего, потому что обе означали, что Марта будет более возбужденной, чем обычно. А обычное возбужденное состояние Марты, читай постоянный водоворот ее сумасшедшей жизни без тормозов, и так непросто выносить.
Черт.
— Солнце, я по локоть в глазури! — крикнула я в сторону входной двери, снова склонившись с кондитерским мешком в руках над тортом. — Заходи, открыто! — закончила я, продолжая украшать каждую третью воздушную звездочку из белого сливочного крема точкой бледно-желтой глазури.
Дверь открылась, а я повернула торт, чтобы добраться до следующих звездочек.
Стоя около острова в своей кухне, склонившись к торту, я почувствовала, что Марта вошла и остановилась в дверях.
— Я немного опаздываю, — сказала я торту. — Возьми себе газировку или что-нибудь. А вообще, принеси мне тоже. Вишневую. С дробленым льдом, — приказала я, ставя точки на звезды сверху торта, затем двигаясь вниз к основанию.
Марта не сдвинулась с места.
Я подняла глаза и уже было открыла рот, но слова и дыхание застряли в горле. Сложив руки на широкой груди и скрестив обутые в мотоботинки ноги, на дверной косяк опирался Джейк Нокс.
Не проронив ни слова и не шевелясь, я разглядывала его.
Выцветшая черная футболка с облезшей надписью «Чарли Дэниелс Бэнд» над таким же облезшим американским флагом как надо обтягивала его торс, за воротник цеплялись зеркальные очки. Джинсы такие поношенные, что приобрели свой собственный особенный оттенок голубого, с потертостями вокруг карманов и восхитительными потертостями в паху, отлично сидели на его стройных бедрах и длинных ногах.
Непокорные темные волосы примерно на дюйм длиннее, чем я помнила, так что теперь они завивались на шее и вокруг ушей. Щеки под острыми скулами, сильный подбородок и жилистую шею покрывала, по моему опыту, по меньшей мере трехдневная щетина.
Серебристо-серые глаза смотрели прямо на меня.
Черт.
Я выпрямилась, держа в руках кондитерский мешок, и уставилась на него.
Он уставился на меня.
У него получалось лучше.
Так что я моргнула и только собралась сказать или сделать что-нибудь, может быть даже закричать, как он меня опередил:
— Теперь ты готова поговорить?
Я снова моргнула и прошептала:
— Что?
— Поговорить, Тесс, — пророкотал он своим глубоким голосом. — Ты обещала, что мы поговорим. Я хочу знать, готова ли ты сделать это сейчас.
Я уронила руки с кондитерским мешком на столешницу и продолжила таращиться на него.