Солдат смотрел на нее с интересом:
— Да? И какую плату ты хочешь? — спросил он.
— Да вы, небось, знаете какую, — заявила девочка.
— Небось — знаю, небось — не знаю. Ты говори, чтобы я не гадал. Что в плату хочешь?
— Буду делать все, что по хозяйству нужно, а за это в шар буду смотреть, когда захочу.
Агнес явно волновалась, она мяла свои натруженные ручки.
Волков хотел было сесть на кровати, да сделал это так неудачно, что в ноге дернулось какая-то жила, словно иглой ткнули. Его лицо перекосилось от боли.
— Не дозволяйте ей господин в шар пялится, — сказал Еган.
— Почему? — пережидая приступ, спросил Волков.
— Она ж и без шара с придурью, а с ним и вообще умом тронется.
Девочка неожиданно повернулась к нему и сквозь зубы, с шипением и злобой тихо произнесла:
— Замолкни, холоп.
— Вот и я об этом, — подтвердил свои слова Еган, жестом указывая на нее, — одно слово припадочная. — И разъяснил: — Дура же!
— Это я дура? — взвизгнула Агнес. — Меня наш поп хвалит, я все псалмы наизусть помню. И до тысячи считать умею! И все жития первых святых помню со дня вечери.
— Неужели все псалмы помнишь? — не поверил монах Ипполит.
— Все сто пятьдесят, — гордо отвечала девочка.
— Монах, спроси у нее что ни будь, — сказал солдат.
— Читай девяностый, — предложил монах.
— Живый в помощи Вышняго в крове Бога небесного водворится, — затараторила девочка, — речет Господи заступник мой, прибежище мое…
— Ладно, — прервал ее монах чуть растеряно, — читай двенадцатый.
Агнес, чуть задумалась, подняла глаза, к потолку вспоминая и заговорила:
— Доколе, Господи забудешь ты мя до конца? Доколе отвращаешь лицо свое от мене? Презри и услышь мя, Господи Боже мой, просвяти очи мои, да не когда усну в смерть, не когда речет враг мой, укрепихся на него…
Монах с изумлением смотрел на нее, Еган с подозрением, солдат с не пониманием, а она все читала, пока не дочитала почти до конца:
— Но я на милость твою уповаю, да возрадуется сердце мое о спасении Твоем. Буду петь Господу…
— Хватит, — сказал Волков, — ясно знаешь.
Агнес стояла гордая, с вызовом поглядывала на Егана.
— Ну, то самые известный псалмы, — нерешительно произнес Ипполит.
— Так другие спрашивай, какие хочешь, — твердо сказал девочка.
— Ну, давай тридцать седьмой, — сказал монах.
— Не нужно, — перевал его солдат, все еще кривясь от боли, — Еган прав девочка, умом ты тронешься от этого шара. Ступай в свой трактир.
Но девочка не пошла в трактир, она подошла еще ближе к солдату положила руку на перину и произнесла:
— Корчит вас от ноги, господин. Хотите боль отгоню?
Не дожидаясь разрешения, она откинула тяжелую перину одним движением маленькой руки. И сразу нашла место в ноге, откуда расползалась боль. И положив на него свою мозолистую руку, заговорила торопливо, при этом смотря в стену: