Не дожидаясь ответа, я обошла мужика и пошла обратно к лесу.
— Стой, ведьма, стой!!! — Он бежал за мной, некрасиво шмыгая носом и размазывая слезы по грязному лицу.
Я остановилась лишь на опушке леса, прижав ладонь к шершавой коре, стоящей у самого края березке. Не могу я бросить их. Не могу.
Дура!
— Как зайдет солнце, пусть мужики у крайнего поля костер такой большой, какой только смогут разведут, и убираются прочь. Никто не должен смотреть, что и как я делать буду. — Вздохнула. — Будет вам урожай. За то пришлете ко мне баб через месяц: нужно будет по огороду и хозяйству мне помочь.
Не прощаясь и не прося помощи у леса, я просто медленно побрела в сторону дома. Длинное платье цеплялось за ветки, пусть они и пытались отклониться, чтобы не мешать мне. Волосы растрепались и лезли в глаза, косынка давно болталась на шее. И чего я плачу? Почему так больно? Разве не знала, что такой и будет реакция деревенских?
— Может, я и правда проклята? — спросила тихо, ни к кому не обращаясь.
— Дура ты! — Рядом показался черт. Пристроился рядом, приноравливаясь под мой шаг. Заложил руки за спину, как ученый муж. — Все бабы дуры, даже ведьмы.
Копыта черта глубоко увязали в мокрой почве, но он, казалось, совершенно не обращал на это внимания.
— Знаешь, раньше жила себе здесь, и все меня устраивало. А теперь тесно мне. Тошно.
— Так всегда бывает. — Он покачал головой. — Ты повзрослела, пережив болезненный урок. Пора двигаться дальше.
— Куда?! — воскликнула. — Куда двигаться? — Остановилась, глядя в спокойно удаляющуюся спину черта. — Что, в другой деревне любить меня станут? Или в город каменный сбежать, поселиться среди стен, что силу мою заблокируют, и делать вид, что я — обычная женщина, надеясь, что маги не заметят и не уничтожат?!
Черт повернулся и поморщился.
— Давно уже никто ведьм не трогает. Одумались. Ты бы хоть на экскурсию в город ближайший выбралась что ли. А то в лесу своем совсем от жизни отстала.
— Спасибо. Напутешествовалась в свое время и насмотрелась. На много жизней наперед хватит. А маги нутро свое показали. И как бы теперь мягко не стелили лживыми словами и обещаниями, знаем мы тому цену. — Пошла вперед, злясь и на черта, и на саму себя.
— Ох, дуры бабы, — покачал головой он. — И что с тобой поделаешь?
* * *
Костер пылал так ярко, стрелял искрами высоко очертя небо, что в эту ночь даже звезды не смели показать свой лик, чтобы оспорить это право. Я не чувствовала холода. Шаг. Еще шаг. Босые пятки отбивают рваный ритм по холодной влажной земле, волосы плащом укрывают голое тело, голова запрокинута к черному безмолвному небу. Раскинув руки, я танцую и сама пылая от жалящих прикосновений древней силы, пришедшей на праздник. Руки то взмывают вверх, то безвольными плетями опадают вниз, тело изгибается волнами. Шаг. Еще шаг. Рваный ритм шагов и прыжков, вторящий ему речитатив на давно уже мертвом языке — все для древнего, почтившего меня своим присутствием, существа.