– Дитя уже достигло блаженства, – сказал я, – дитя уже в объятиях Иисуса, где оно иначе никогда бы, наверное, не оказалось, ведь это было еврейское дитя.
Но сомнения приемных родителей, старика Лейковича и его жены?
Ответ:
Что значат волнения этих людей, бежавших в нашу страну скорее всего нелегально, по сравнению с престижем нидерландской юстиции?
Я с ужасом слушал этот ответ, но не мог понять, нашептал ли его Альберехту черт или нет.
– Но ты же слышал его формулировку? – спросил черт (да-да, в это первое после начала войны воскресенье, в день Святой Троицы, двери церкви были открыты так широко, что даже черт смог сюда зайти). – Ты слышал, как он ставит вопрос? Отвечать на него в общем-то незачем.
– Отвечай – не отвечай, – сказал я, – ты знаешь, что я видел происшедшее, и видел по поручению Господа. А Господь – это милосердие. Не забывай, что я еще отобрал у ветра шляпу, когда он хотел ею поиграть.
Альберехт сунул большой и указательный пальцы в жилетный кармашек и нащупал записку с приметами девочки. Развернул листок бумаги, такой мятый, что почерк Эрика невозможно было разобрать. Какая разница? Пуговица было такая же, как остальные пуговицы у нее на пальтишке, а пальтишко было не грязно-желтого цвета, как ему показалось сначала. Цепочка с золотой звездой Давида. Цепочки он не видел, ну и что, какие еще могут быть сомнения? Альберехт снова сложил записку и положил в тот же кармашек. С глубоким вздохом встал, вышел из церкви, вернулся к своему дому, но не вошел в подъезд. Сел в машину и поехал туда же, куда до сих пор ездил каждый день: к зданию суда.
Толпы любопытных осматривали развалины. Вокруг развалин полиция, как полагается, выставила ограждение. Один пожарник в медном шлеме, к которому сзади крепилась кожаная защита для шеи, поливал тощей струйкой из брандспойта дымящиеся черные кучи за стенами с выбитыми окнами.
На асфальте темнели большие лужи воды. Крови уже нигде не было. По расчищенным трамвайным путям в положенное время шли трамваи, как всегда. Ничего устрашающего в этом зрелище разрушения не было, оно казалось скорее слишком скромным, чтобы приписать его такой глобальной причине, как война. Даже здесь казалось, будто война не может стать делом серьезным в такой цивилизованной стране, как Нидерланды, которые не воевали уже больше ста лет и очень этим гордились.
Война – примерно так же порой наблюдаются отдельные случаи оспы или холеры, но до эпидемии дело не доходит. Эпидемия – это для варварских стран, не для нас. Мы это переросли.
Воскресенье, Троица, помогал я ему в его философствованиях, и мир выглядит так, как будто все обойдется. Осознают ли люди, собравшиеся поглазеть на тлеющие досье органов правосудия, сколь милосерден Господь, устроивший так, что все компрометирующие материалы, собранные людским судом, сгинули в огне? Одумайтесь, грешники! Здесь исчезают следы ваших преступлений. Опуститесь на колени и благодарите Бога, за то что Он в очередной раз явил истину: милость выше справедливости. Ибо сказал Господь: Мне отмщение и Аз воздам, и только Его досье неопалимы и нетленны.