– Ренсе, – сказал черт, – надо взять с собой Ренсе. Но не только Ренсе, а заодно и Паулу. Так же веселее? Или ты думал, что Паула отпустит своего учителя рисования за границу одного? Кто же тогда будет зарабатывать для нее на хлеб, пусть и без масла? А перебравшись через море, она так при тебе и останется.
– Не слушай его, – сказал я, – он постоянно рассказывает одно и то же, но решений не предлагает.
Альберехт греб и греб. Сгибал колени и выезжал вперед, разгибал колени и отъезжал обратно. С ним не часто случалось, чтобы, упражняясь на этом тренажере, совершенно не похожим на лодку, он воображал, что гребет на самом деле. А сейчас случилось. Он плыл на лодке по Северному морю. Волны слабые, солнце висит над самым горизонтом. Никаких кораблей и других лодок не видно. Самолетов тоже, полная тишина. Он греб. Но был один.
ЧАСА в четыре Альберехт решил поехать повидаться с матерью. Обильно попрыскал волосы лосьоном и тщательно причесался. «Вид у меня не такой уж несчастный, но, пожалуй, я похудел. Ладно. Плыть в Англию не намного труднее, чем грести на тренажере».
Мысль, пожалуй, оптимистичная. Оптимизм, вызванный здоровым времяпрепровождением, каковым была тренировка на гребном тренажере. Оптимистичная мысль, которая в действительности скорее всего не подтвердиться. Но это ничего. Я приветствую всякую оптимистичную мысль, потому что оптимизм в любом случае больше приближает человека к небесам, чем уныние пополам с желчью…
Так что я радовался его намерению съездить, быть может, в последний раз, к матери. Когда для отечества наступили тяжелые времена, что может быть для сына лучше, чем поехать к матери? Где еще может искать утешения смертный, если стопы его не способны найти дорогу к сути Церкви Господней?
Альберехт вышел из дома, посмотрел вверх и снова спросил себя, чем может быть вызвано это загрязнение небес коричневой субстанцией. Не смог найти ответа, подумал: быть может, это никак не связано с войной. Сел в машину и поехал на широкую улицу, обсаженную деревьями и называвшуюся Бастионной. Радио в машине снова не хотело работать. Удар по приборной панели не помог. Откуда же этот дым, точно длинный коричневый половик поперек неба? Едва ли что-нибудь существенное. Им овладела странная суеверная мысль: раз радио не желает работать, значит, просто нет новостей. Если бы были важные новости, радио заработало бы. И я, честно сказать, обрадовался этой суеверной мысли. Если он так думает, то, значит, все еще верит, что предупреждения, исходящие от Небес, достигнут его, как только возникнет необходимость. А ведь эта вера, по сути, мало чем отличается от веры в то, что Бог оберегает его при моем посредничестве. И что ему ничто не грозит, пока молчит радио в машине.