Наконец он додумался осмотреть руку, приносившую ему в последнее время столько боли. С облегчением я отметил чистую белую кожу, лишенную каких-либо следов. Остальные симптомы, кажется, тоже отступали: его лицо потеряло лихорадочный румянец, он перестал кутаться в многочисленные свитера и шарфы. Слабость и боль больше не сковывали его движений. Словно напоминая, какой была цена за это чудесное исцеление, мое запястье снова заныло. Жаль, что укус Волка не пришелся выше, на потерявшую чувствительность ладонь.
– Что за?.. – озвучил Виктор свои мысли.
– Похоже, Маркус-Волк переменил свое решение.
– Угу, – недоверчиво отозвался Эйзенхарт. – Как же.
Профессия, впрочем, не позволила ему долго находиться в замешательстве. Сложив имевшиеся факты, он быстро вычислил виновника произошедшего.
– Откуда ты знал?
– Знал что?
– Сегодня ты спросил, точно ли мне еще нужен морфий. Откуда ты знал?
– Просто предположил, – пожал я плечами. – Ты не звонил утром и выглядишь гораздо здоровее, чем в последние недели.
Хлопнула дверь, и нам пришлось прервать разговор, но я подозревал, что Виктор еще вернется к этой теме. От допроса меня спас один из коллег Эйзенхарта. Молодой, деревенского вида, с длинной встрепанной шевелюрой цвета соломы и внимательными голубыми глазами, он обвел нас полным любопытства взглядом, хмыкнул и прислонился к стене.
– Альберт Штромм, – представил мне его Виктор. – Наш самый ценный и незаменимый сотрудник: полицейский и полицейская собака в одном лице. Шучу, Берт, не обижайся.
– Я помню, – взгляд, которым я ответил детективу Штромму, нельзя было назвать полным симпатии.
– В самом деле? – поразился Эйзенхарт.
Его реакция меня неприятно задела.
– Почему тебя это удивляет?
– Да потому что ты первый месяц только делал вид, что мое имя знаешь. А Берта видел всего раз.
– Только одну неделю, – возразил я.
На самом деле Эйзенхарт угадал, но признаваться в этом я не собирался. В свое оправдание могу сказать, что детектива Штромма, в отличие от Виктора, я встретил не в первые месяцы после приезда, которые прошли для меня словно под наркозом. И Эйзенхарт никогда не сидел по ту сторону стола в допросной комнате, источая угрозы.
А никто не запоминает угрозы так хорошо, как змеи.
Виктор не стал спорить и пожал плечами.
– Берт, зачем ты меня искал?
– Вообще-то я искал его, – протянул детектив, по-хамски тыча в меня пальцем. – Но это даже хорошо, что вы оба здесь.
Мы с Эйзенхартом переглянулись.
– Его?
– Меня? Зачем?
– Чтобы спросить о леди Амарантин Мерц.
У меня появилось нехорошее предчувствие.
– Что с ней?