Короче, после скудного фуршета с шампанским и шоколадными конфетами мое настроение улучшилось, и я поехал на заброшенную макаронную фабрику, где тот самый фильм снимался. По сегодняшнему сценарию, смерть настигала То. Для правдоподобия Ба купила на мясокомбинате два литра крови, кишки и телячьи потроха. "Мотор, начали…" Во сбивает То с ног, молотит его, срывая одежду, "насилует", вспарывает у еще живого живот и вырывает кишки. На голом бетонном полу возятся два голых мужика, с ног до головы перемаранные кровью, но со стороны все выглядит смешно. Я держу свет. Ба — сценарист, режиссер и оператор. Я же сегодня осветитель. Она шипит на меня: "Засмеешься — ударю!.." То кричит: "Кишки тухлые, с говном…" Нам приходится посыпать их стиральным порошком и пить "Зверобой". Наконец все кончено. То мертв, а Во, тот, который какал в тарелку, тупо бормоча, набрасывается на кишки в органистических конвульсиях.
Я сбился со счета, считая нэркиных знакомых. Тут и голубой режиссер с телевидения, и педофил из районной газеты, и художник, сидящий на чемоданах, готовый уехать в Польшу, если позовут, уговаривающий ее позировать ему обнаженной, и писатель без паспорта, покинувший свою кавказскую родину, и мальчик-полисекс из порно-компьютерного кино.
Но что-то достается и мне:
"Сен, я — это ты. Ты — мое имя, я знаю что-то о себе только глядя на тебя, ты — мое другое лицо. Зависимость от тебя проникает во все мои любимые игрушки. О выигравшем не скажут незнание болезненно но оно и незнание страха и независимость и должное презрение к смерти. Ты — знание и страх жизни.
Для своего ангелочка (или чертика) в брючках мне всегда приходилось что-то выдумывать. И вот однажды, проведя нехитрые расчеты, я предложил Нэр отметить наш общий день рождения — день рож, как она говорит. Я родился в апреле, она — в сентябре, поэтому наш день рож приходится на июнь. Когда мы встретились, я пригласил ее к себе домой.
Мы едем в метро. Ей нравится большая скорость на длинных перегонах в мою глушь. Прежде, чем открыть дверь, я предлагаю ей, чтобы она вошла одна, там будет только Кузя.
Нас троих объединяло чувство голода: голодный Кузя подпрыгивал и кусал мне руки, требуя его покормить. Нэр от голода нервничала, во рту у нее набегала слюна, она очень злилась, когда хотела есть, а денег у меня не было. Я же после наших встреч вообще оставался без денег и питался лишь хлебом и водкой. Случалось, и с земли подбирал оброненный кем-то помидор или свеклу. А однажды, проходя по Ботанической улице и увидев на яблонях вьетнамцев, раскачивающих ветки, подобрал и у них несколько яблок.