Я люблю Мика больше жизни.
Но вот это чувство вины перед ним, постоянное желание хоть как-то искупить свою вину… оно не дает мне быть нормальным и настоящим отцом. Чувство вины перед ним преследует меня постоянно, понимаешь? Я не могу расслабиться рядом с ним и просто наслаждаться сполна теми часами, которые я с ним провожу. Это чувство вины обостряется в его присутствии в сотни раз сильнее, чем когда я его не вижу. Не знаю, с этим нужно что-то делать, а что?
На самом деле, я прекрасно понимаю, что все было сделано правильно. Это я сейчас люблю Линду. Правда, очень сильно. Разумеется как друга. Но я знаю точно, что я на многое готов ради нее, я никогда не дам ее в обиду, ни в коем случае не обижу ее сам. Я всегда выполнял перед ней свои материальные обязанности, в большей степени, чем просила меня она сама. В этом плане меня никто не упрекнет, но лично меня это не сильно успокаивает. И я всегда ей помогу, даже если ее нужды покажутся мне чепухой.
И поверь, что я не пытаюсь таким способом оправдать себя, нет. Она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО мне дорога. И я искренне желаю ей счастья, и желаю ей встретить нормального парня.
Но я никогда не любил ее как женщину, и с этим ничего не поделаешь. Она никогда не любила меня как мужчину. Это ясно нам обоим как белый день. И развод был ее инициативой, я все же был готов идти на компромисс и попытаться сохранить семью. Но Линда — человек умный, намного умнее меня, и она знала, что из этого ничего не получится, знала, что мы просто посадим себя в тюрьму. Да, в принципе, и я это знал. Ребенок не должен расти в семье, где родители не любят друг друга, это неправильно. Думаю, такой ребенок обречен на моральное страдание с ранних лет, и сердце его начнет ожесточаться еще в самом нежном возрасте. Линда — молодец, она не стала тянуть до самых плачевных сценариев, которые могли бы наступить. Я не знаю, наступили бы они, все эти измены, пьянства и все прочее… но глупо отрицать их возможность. Мы развелись тихо и мирно, и мы действительно смогли остаться друзьями. Потому что не любили.
Мы женились по залету. Мы познакомились в октябре седьмого года, мне было двадцать, ей девятнадцать. Ну, стоит ли говорить о молодежи в этом возрасте… и о приоритетах? А мое врожденное безрассудство, и приобретенная безответственность, уже тогда были неотъемлемыми спутниками жизни. И она была под стать мне. Но одно могу сказать точно — нам было чертовски весело. Мы поймали друг друга в тот момент, когда оба сорвались с цепи. Да мы даже не встречались. Мы, по сути, просто вместе тусовались и трахались. И думали, что это и есть любовь, нам так казалось, и мы пытались в это поверить. Мы делали вид, что влюблены, просто потому что нам хотелось быть любимыми, я думаю, как и всем в двадцатилетнем возрасте. Мы не задумывались о том, подходим ли мы друг другу, ценим ли мы друг друга, понимаем ли мы друг друга. Нас мало волновало все, кроме секса и веселья.