Просто кончился бензин. ХРЕНОВ, ГРЕБАНЫЙ, СУКА, БЕНЗИН!
Его не хватило на гребаных восемь километров, СУКА!
Восемь километров — это пять минут езды.
И это около часа ходьбы, ты понимаешь?! ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО У НАС НЕ БЫЛО СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ?!
КАК?!
Как это все могло произойти?! ПОЧЕМУ?! Почему одно на одно?!
Это невозможно! Такое невозможно — я и сейчас не могу в это поверить до конца!
Уже все это не могло быть правдой, не говоря о том, что случилось, через минут восемь, когда я нес ее на руках в сторону трассы, по этой гребаной дороге. Когда я в отчаянии, под непрекращающимся дождем, шел с нею на руках, настолько быстро, насколько только мог.
Уже это все не могло быть правдой. Но тут случилось то, что показало мне, насколько ужасной может быть правда. Насколько ужасным может быть человек.
Свет за моей спиной осветил дорогу. Я повернулся и увидел… черт, рука задрожала, я чувствую сейчас ту тряску надежды, что почувствовал в тот момент.
Я увидел фары! Господи, в этой глуши, на этой дороге, которой уже никто не пользовался, я увидел машину. Сердце мое заколотилось от счастья, что мы спасены. Я был уверен, что мы спасены. Я принялся целовать ее лицо — мокрое от дождя, и говорить ей, умолять ее потерпеть еще немного — спасение близко!
Машина приближалась; закутанную в одеяло Мари, я прислонил к дереву у дороги — чтобы остановить машину хоть руками, если это понадобится.
Я выскочил на дорогу, преградив путь, и черный Мерседес остановился. Я бросился к водительскому окну и забарабанил в стекло. В салоне загорелся свет, и стекло опустилось. Угадай, кого я увидел?
Правильно. Я не забуду эту рожу, какой она предстала передо мной в тот момент, до самой смерти. Холодное и безразличное выражение лица; полное равнодушие уже тогда читалось на нем, а я не понял.
— Какого черта? — рявкнул он.
Я задыхался от волнения. Я хотел вышвырнуть его из машины так же как Ричарда, и даже дернул ручку — хрен, дверь была заблокирована.
— Моя девушка, она умирает… — я еле говорил от возбуждения. — Нам срочно нужно в больницу, пожалуйста.
— Что с ней? — холодно спросил он, и я помню, как его мерзкие губы растянулись в презрительной усмешке.
— У нее… передозировка, — я просто не смог соврать, не сообразил.
И знаешь, что он сделал? Он перевел взгляд на пассажирское сиденье, на «незнакомку» под бархатной накидкой. Но я, черт, я ведь не понимал… Я НЕ ПОНИМАЛ, куда он смотрит и зачем. Я просто представить не мог. Он смотрел секунд десять, в то время как я заплетающимся языком объяснял ему весь ужас ситуации, связанный с моей, а точнее, не моей машиной.