И я помню, я никогда не забуду! Слышишь ты, чертов ублюдок, я надеюсь, ты уже горишь в аду! СЛЫШИШЬ ТЫ, Я ДОБЕРУСЬ ДО ТЕБЯ И В АДУ, И ТОГДА ПОТЕРЯ КАРТИНЫ ПОКАЖЕТСЯ ТЕБЕ БЕЗОБИДНОЙ ШУТКОЙ! СУКА, ЖДИ МЕНЯ!
Я помню, как он вонзил мне нож в сердце, когда повернулся и сказал:
— Нет!
Я не мог этого понять. На секунду, буквально на секунду я просто обмер, из меня вытрясли дух, я был ошарашен и убит этим словом, а этот выродок сказал:
— Моя дочь никогда не будет сидеть в одной машине с твоей обдолбаной шлюхой.
И тут память вернулась ко мне. Я рванулся через опущенное стекло, чтобы схватить его за глотку и вышвырнуть из машины, но он отпрянул, и рука моя скользнула по бархатной накидке, обнажив угол картины. С неподдельным ужасом в глазах, о котором я уже рассказывал, он ударил по педали газа, и меня вышвырнуло из салона на мокрый асфальт. Несколько раз перевернувшись, и чувствуя… я не знаю как описать то, что я почувствовал в тот момент. Фатальное падение всей души, полное падение всей жизни в один момент — осознание катастрофы.
Он остановился через десять метров. Я подумал, что он передумал, что он пошутил и теперь…
Господи, что я только не подумал, стоя на коленях на мокром асфальте под струями дождя, оправляясь от удара физического, и в большей мере от морального. Он не пошутил. Он высунул в окно свою мерзкую, а ныне дохлую, башку, и прокричал:
— Тебе я дарю жизнь! А твоей собаке — собачья смерть!
Ты… ты понял?
Ты хоть на секунду можешь… о, Господи!
Все…
Как же я все-таки счастлив, что отправил тебя на тот свет! Как же я счастлив!
Он… он назвал ее… собакой… СУКА! Я оскверню твою могилу, сволочь! Я скормлю твое гнилое мясо падальщикам, тварь! Я плюну в твою мерзкую гниющую рожу, сука! И я достану тебя в аду! Чего бы мне это не стоило…
Я орал… Орал как сумасшедший, звал на помощь, взывал к небесам, молил.
Я умолял ее держаться… я целовал ее безжизненное лицо, и умолял продержаться еще чуть-чуть, еще несколько километров. Я не чувствовал усталости, я почти бежал с нею на руках, а дождь все не прекращался и лил как из ведра.
Дорога казалась бесконечной… и больше ни одной машины.
Каждые пять минут я проверял ее дыхание — все слабеющее и слабеющее…
Семь километров… семь километров длиною в жизнь.
И дождь… он все не прекращался.
И единственные свидетели моего отчаяния — ночь, лес и дождь… единственные, кто внимал моим крикам и мольбам, единственные…
Тьма и дождь… мы были мокрые насквозь… так же как и ты сейчас, дорогой друг…
Оставалось два километра до трассы, когда… она перестала дышать.