Я положил ее на асфальт, я делал массаж сердца… я пытался…
Я орал, бегал вокруг нее, падал на асфальт и царапал его ногтями, бился лбом, вновь подбегал к ней, звал ее, целовал в ее мертвое лицо, звал небеса.
Я просто орал, орал не горлом, а всем телом.
А дождь все лил.
Оставалось два километра — это слишком… минут пять… это долго.
Пять минут — это вечность… это — бесконечность.
Она…
На руках… на руках…
На моих руках.
Она умерла.
Умерла на моих руках».
Было уже за полночь, понедельник сменился вторником. Алекс сидел на своей кровати, он был одет и, похоже, даже не думал ложиться спать. Тусклый свет ночной лампы освещал его глубоко задумчивое лицо, прищуренные глаза мрачным взглядом смотрели под ноги.
У письменного стола стояло кресло, а на кресле — прислоненная к спинке — стояла картина. И взгляд девушки с бокалом вина изучал Алекса, сопровождаемый ночной тишиной, нарушаемой лишь тиканьем секундной стрелки настенных часов. Иногда парень не поворачивая головы, искоса поглядывал на картину, и в глазах его вспыхивал огонь. Огонь, который можно было бы определить и как ненависть, и как горькую окончательность. Этим испепеляющим взглядом Алекс секунд пять внимательно смотрел в глаза «незнакомки», после чего горько усмехался и вновь устремлял взгляд в пол.
— Смеешься? — наконец шепотом произнес Алекс, в очередной раз, посмотрев на картину. — Смейся, смейся… вернее — насмехайся.
На этот раз, он не отвел взгляд, а продолжал смотреть на «незнакомку», с тем же огнем в глазах.
— Я тебя ненавижу, — процедил он сквозь зубы. — Ненавижу. Не того племени, чтобы сидеть в одной машине с наркоманкой, ага? — Его глаза дичали, как у хищного зверя растравленного близкой добычей, а голос зловещим шепотом разрезал ночную тишину. — Сука. Как ты могла? Как? Мы бы успели… только, если бы ты сказала «да» своему рабу. Она дышала еще тридцать минут, слышишь сука? Мы бы успели… если бы ты сказала «да» своему рабу.
Алекс замолчал и впился пальцами левой руки в запястье правой. Вместо слов он заскрежетал зубами с такой силой, что они, казалось, вот-вот вырвутся из десен. Он не отрывал от картины ненавистный взгляд, губы его задрожали.
— Почему, ты сказала «нет»? — вновь процедил он, и в следующий миг, вскочив с кровати, но при этом, продолжая смотреть на образ девушки, истошно заорал:
— Почему?! Сука! Ты! ТЫ! Только ты могла спасти ее в тот момент! Ты! Которая так часто говорила «да», ПОЧЕМУ? Почему в ту ночь ты сказала «нет»? ААА?!
Алекс отвернулся от картины, сделал три резких шага в сторону двери в спальню и, прислонившись лбом к стене рядом с дверью замер, упершись руками в стену. Спустя несколько секунд глухие рыдания начали вырываться из его груди, наполняя пространство атмосферой неизмеримого отчаяния. Не отрываясь от стены, Алекс медленно опустился на колени, задыхаясь в грудных спазмах. Через несколько секунд он повернул к картине лицо, по которому струились слезы и вместо ненависти в его взгляде теперь был укор. Пересиливая рефлекторные рыдания, тяжело и громко дыша, он, не поднимаясь с колен подполз к картине и, схватившись за голову, вновь закричал: