— Тебе я дарю жизнь…
И кое-что еще… он прокричал в тот вечер.
Я не могу. Нет, не сейчас.
Я очень устал… я выпью чашку кофе и вернусь к тебе. Мне еще много надо сегодня тебе сказать. Раз уж начал, надо и закончить. Так что подожди пятнадцать минут, я немного успокоюсь. Эти воспоминания сильно меня возбудили…
Я вернулся.
Наверное, я все же глупый человек. Но я действительно не мог подумать, что можно называть дочерью ворованную картину. Которую, даже написал не ты. Которую, ты просто украл. В тот вечер я просто подумал, что передо мной шизофреник, которому мерещится собственная дочь. Я просто не допустил мысли, что говоря о дочери, он имел в виду картину под бархатной накидкой, на пассажирском сидении. Просто не подумал. Тем лучше.
Но я навсегда запомнил ужас на его лице, когда обнажился край полотна. Честно, тогда я не придал этому значения. Сейчас, я уже осознаю ту степень истерии, отразившейся на его лице. Сейчас я понимаю, что я действительно совершил в его понимании что-то страшное. Не мог бы человек просто так испугаться настолько сильно. Я имею в виду, если б он подумал, что я хочу на него броситься, задушить или что-то еще. Нет, это было большее, это было словно… словно страх родителя, когда его ребенку угрожает опасность. Вот так, я попал в точку. Я знаю это, потому что сам отец. И его страх был ни чем иным как страхом за свое дитя. Да, черт его возьми! Он испугался, что я могу увидеть то, что никто и никогда видеть не должен. Но я, сука, увидел! Мать его, я увидел!
Когда я вспомнил, я был в мастерской — что-то я там пилил лобзиком. Вспомнил случайно — знаешь, так бывает, вроде и не стараешься, и нет никакого катализатора, просто в голове вдруг отчетливо воспроизводится запечатлевшийся в памяти момент. Я чуть не отпилил себе палец, я похолодел, лобзик выпал у меня из рук, заготовка слетела со стола. Я не помню, о чем я думал. Я помню, как я носился по мастерской, садился, закрывал лицо руками, хватался за голову, вновь срывался с места, и продолжалось это около двух часов, прежде чем я смог успокоиться. Сердце мое выпрыгивало из груди, голова шла кругом. Радовался я или нет в тот момент — я не сознавал. Я сознавал лишь степень важности того, что я знаю. Понимаешь, я второй человек, который знает, где находится эта картина. Второй человек во всем мире. Ну, возможно, что племянник Жерар еще знает, но я очень сильно сомневаюсь в том, что он знает, ЧТО это за картина. Как бы там ни было — я знал. Где находится бесценный шедевр. Я не сомневался ни секунды. Почему? Я не знаю! Не знаю! Но я был уверен, что в кабинете этого черта висит подлинник «незнакомки». Что? Доказательства? Да они мне нахрен были не нужны. Зачем мне доказательства, я ведь не детектив. Я просто знал, что в его кабинете висит подлинник, мировой шедевр Сандро Верано — «Незнакомка с бокалом вина». Я нашел в интернете его портрет в полный анфас, сделанный профессионалами на основании записей камер наблюдения, вот только камеры в восьмидесятые были хреновенькие, и портрет этот не мог быть на сто процентов идеален. Я смотрел на этот портрет и да… он был, вероятно, мастером косметической гримировки и узнать его не было никаких шансов. Тем более спустя тридцать лет. Если бы не одно «но». Если не знать, что на тебя смотрит Джеймс Мартин. А я знал. Я смотрел на портрет Джеймса Мартина, и его черты четко вырисовывались перед моим взором.