— Кто же мог замочить Ефрема и Кузьку? — нервно покуривая, гадал Вездеходов.
— Убийцы действовали хладнокровно, но, кажись, в спешке, — размышлял в голос Лука. — И это видно по их небрежности. Искали-то в самых доступных местах. А ведь Цуцик не тот человек, который хранит ценности кое-как, на виду… Нет, не наши это злодейство учинили.
— Да ясно, что не наши! — убеждала присутствующих и Сонька, старательно массируя почерневшие скулы. — Чужие убили Ефрема и Кузю, чужие!
Скотник Михайло имел на этот счет свое мнение.
— Откуда было взяться чужакам? — резонно вопрошал он, в очередной раз наполняя вином свою щербатую чашку. — Снегу же вон столько намело — ни проехать, ни пройти!
— Собаку бы! — сокрушенно вздыхала Гнидозвездова и деловито копалась гнутой вилкой в тарелке с объедками вчерашнего жаркого. — Собака враз найдет убийцу.
Вскоре появился озабоченный Наливайко. Зашел в дом, расстегнул тулуп, присел у стола и только потом доложил:
— Дозвонился! В райотделе сказали, что опера попробуют прорваться в Кулички на тракторах. Сейчас поднимают дорожников.
Соловей наполнил вином стакан и поставил перед участковым. Тот жадно выпил. Потом, вдруг вроде как бы опомнился, обвел всех присутствующих пристальным взглядом и прикрикнул:
— Вы тут не шибко пейте! Вам же еще показания нужно будет давать.
— Еще этого не хватало! — недовольно пробормотала Сонька, с отвращением принимая из рук Самопалова полную кружку.
— Ничего не поделаешь! — буркнул Микола. — Порядок есть порядок.
Скрипнула дверь.
— Продолжаете? — на пороге выросла костлявая фигура взбудораженного Дрючковского. — Неужели вам до этого?
Он несколько раз притопнул, сбивая с сапог налипшие комья снега, и поковылял к столу. Верка тут же цыкнула на опьяневшего Михайла, обнимающего ее за талию. Тот, вздохнув, пересел на стоящий рядом табурет, освобождая место Филиппу.
— Во дела творятся! — поднял тот палец назидательно, усевшись возле ожившей девахи. — Разве было такое при партии, разве убивали вот так людей? Вот тебе и демократия, в три дивизии мать!
Спорить с Дрючковским никто не стал. Вездеходов подал ему чашку с вином. Бывший новатор поднял ее и хотел еще что-то сказать, но не успел. В хату вошли румяные с морозца Валька и Степан. Поздоровались.
Наливайко взглянул на них через плечо, отставил стакан и медленно поднялся с места.
— Ага! — промолвил он тоном, не сулящим ничего хорошего. Затем не спеша приблизился к застывшему в недоумении Барбацуце и, ткнув ему пальцем в грудь, поинтересовался: — Ты — водитель виновоза?
— Да, я водитель, — промямлил Степан, не понимая в чем дело.