Как получилось, что она тяжким грузом повисла на плечах Элинор? Не потому ли, что она сама этого хотела? Сама взвалила на себя эту тяжесть? Сперва было так приятно заступаться за более слабого, ощущая себя необыкновенно сильной и смелой. Ну и конечно, жалость. Она просто пожалела Мад. Сперва посочувствовала, потом пожалела. А теперь вдруг поняла, что тяготится этой обязанностью. Либо просто от нее устала. Так и хочется заявить: хватит, довольно.
Мадди уютно устроилась, ничего не скажешь. Она выплескивает на нее всю свою негативную энергию, сваливает все проблемы и рада-радешенька. Элинор все решит, Элинор поможет, Элинор заступится.
— Пожалуй, достаточно, — девушка отступила на шаг назад, любуясь произведением рук своих.
Сказанное относилось в равной степени как к цветам, так и к Мадди.
Похороны прошли скромно и тихо. На них присутствовало мало народу. Был, разумеется, доктор Рэндалл, нотариус и трое соседских помещиков, изредка общавшихся с покойной. Был мрачный Джефф, не произнесший и слова на протяжение церемонии и державшийся сухо и официально. Были Элинор и Маделайн. Последняя роняла слезы, пряча в платочек лицо. Элинор не плакала, хотя в горле стоял комок. Она не могла выжать из себя ни единой слезы. Только теперь, глядя, как гроб с телом леди Фэнтон опускают в могилу и засыпают свежей землей, девушка поняла, что тетя в самом деле умерла, ее нет и уже никогда не будет. Она ушла навсегда, оставив после себя напоминанием холмик и могильную плиту.
Только сейчас Элинор поняла, что доставляла Кэролайн слишком много неприятностей и огорчений. Вряд ли, кто-либо еще был способен на все то, что когда-то давно и не очень давно сотворила племянница, покатываясь от хохота и потешаясь. Своими отвратительными выходками она целенаправленно портила тете жизнь, по сути дела просто отравила ее. Недаром леди Фэнтон приходила в восторг, когда племянница уезжала в школу. Это значило — два месяца мытарств позади, можно отдохнуть.
Элинор и не представляла, что способна на такое самобичевание. Она никогда раньше не считала себя виновной в детских шалостях и даже находила их забавными. Зато теперь ее мысли были одна чернее другой. Девушка ничего не ела, ни с кем не говорила и даже не слышала ничего вокруг.
Она очнулась лишь тогда, когда почувствовала, что кто-то почти насильно сует ей в руки стакан, подняла голову и оглядевшись, заметила, что в комнате нет никого, кроме Маделайн и Джеффа.
— Пей, — повторил мужчина настойчиво, — давай же.
— Не хочу.
— Разве я спросил: хочешь ты или нет? Пей, черт возьми.