Удивительна склонность мозга к самоистязанию… он мог лежать часами и представлять себе концлагерь, как их оттаскивают друг от друга под гудки паровозов на заснеженной станции. Или гонят по раскисшей дороге охранники, которым приказано их уничтожить. И мало того что сцены эти мучительны для него самого, его терзает стыд, что он даже в мыслях подвергает Карину и Эмиля таким мукам, хотя им, конечно, ничего про это не известно.
Единственное, что утешает в часы, когда он лежит без сна и у него перехватывает горло, – мысль, что, возможно, в этих кошмарах есть какой-то смысл. И смысл в том, что он должен быть готов к любому повороту судьбы. Если, не дай бог, случится что-то подобное наяву. Но того, что творится сейчас, он не мог себе представить даже в самых изощренных фантазиях. Этого сценария в его личном портфеле ужасов не было.
– Я люблю вас, – сказал он в темноту и услышал звон. Кислота разъела пластмассовый стаканчик, в котором стояли вилки и ножи, и они упали на мойку. – Вы мое счастье.
Карина прижалась потеснее.
– Папа, я боюсь, – Стефан даже не увидел, а почувствовал, как Эмиль поднял на него глаза.
В фильмах часто повторяется эпизод, который выводит Стефана из себя. Испуганный ребенок на первый взгляд в совершенно безнадежном положении говорит, что ему страшно, на что кто-то обязательно отвечает: «It’s gonna be okay, I promise» [29]. Как поворачивается язык? Как можно врать ребенку, обещать невозможное?
– Мы с тобой, малыш. Мы все вместе.
Он опять зажег фонарик, и луч упал на построенную Эмилем крепость на столе.
– Эмиль?
– Да, мама?
– Откуда ты знал? Ну… что сюда придут?
Наступила тишина, нарушаемая только нескончаемым шумом дождя.
…скоро наша очередь…
…Стефану показалось, что жгучая боль в спине усилилась. Возможно, смертоносная кислота разъела всю изоляцию на антресолях, и им осталось жить несколько минут. Фаталистическое спокойствие, которое он пытался себе внушить, перешло в панику. Он с трудом удержался, чтобы не закричать.
…мы сейчас умрем, мы все сейчас умрем медленной и мучительной смертью, и на этом закончится наше существование…
Бежать, сражаться, бороться, отдать жизнь, сделать хоть что-то.
– Молли сказала.
– Молли сказала, что они придут?
– Да.
– И про дождь она сказала?
– Нет… она сказала… Это мы порезали шланги, – с трудом выдавил Эмиль.
С антресолей упала первая капля и попала на кубик лего. Шипы на глазах расплавились, и кубик съежился, как разогретый пластилин. Стефан сжал кулаки и проглотил слюну.
Пропан…
Что будет, если кислота разъест баллон? Какая разница… Металл баллона намного толще, чем обшивка вагончика, и даже если баллон взорвется, они к тому времени будут мертвы.