Бросив последний оценивающий взгляд на непривлекательный лик герра Книпфера в кожаном обрамлении, инспектор тихо вышел в коридор, спустился на второй этаж и постучал в дверь Марии Пиа.
— Кто там? — крикнула она.
— Генри. Можно войти?
— Конечно.
Баронесса, бледная, но очаровательная в своем пышном бело-розовом пеньюаре, полулежала на ворохе подушек и просматривала журнал. В изножье кровати одеяло было отброшено, обнажая маленькую ступню медового цвета, торчащую из гипсового панциря.
— Видите, Генри, — гордо сказала итальянка, — я таки сломала ее.
— Вы несносны, — ответил тот. — Как вы себя чувствуете?
— Теперь прекрасно. Вы видели Франко?
— Сегодня утром — нет. Но о нем не беспокойтесь. Он в хороших руках.
Баронесса хихикнула.
— Герман в бешенстве, — сообщила она.
— Ничего удивительного, — сурово произнес Тиббет. — Вы нас всех ужасно напугали. Неужели нужно было заходить так далеко?
— Генри! — Она укоризненно посмотрела на него. — Как я могла уехать из Санта-Кьяры, если бедный Франко томится здесь в заключении? Если мне придется… давать показания… я должна быть здесь, под вашей опекой. Окажись мы в Инсбруке, Герман тотчас придумал бы что-нибудь, чтобы не позволить мне говорить с полицией.
— Я полагал, что ваша сила словесного убеждения…
— Против мужа?! Это показывает лишь то, как мало вы его знаете. В любом случае у меня действительно случился обморок, — словно бы оправдываясь, сказала баронесса.
Инспектор усмехнулся.
— Это было великолепное представление. Вы даже меня одурачили. Но ведь вы могли и шею сломать, вы это знаете?
Внезапно Мария Пиа помрачнела, ее глаза наполнились слезами.
— Может, так было бы лучше.
— Ну-ну, перестаньте.
— Генри, Франко ведь этого не делал, правда? Поклянитесь, что он не виноват…
— Я ни в чем не собираюсь клясться. Но если я мыслю правильно, сегодня к вечеру все закончится.
— А после?.. Что будет со мной после этого? Генри, вы должны мне помочь. Вы обещали.
— Милая моя девочка, — беспомощно сказал Тиббет, — с вашей личной жизнью вы должны разобраться самостоятельно. Никто за вас не сможет решить такую проблему.
— Но, Генри…
— И помните: хоть я и согласен, что характер у барона тяжелый, но ваш муж искренне предан вам — по-своему. Не раньте его больнее того, без чего нельзя не обойтись.
— Ранить его?! — вскинулась итальянка. — Да его ничто и никто не может ранить.
— Вы можете, — парировал Генри. — Вы ранили его уже тем, что вышли за него, и с тех пор постоянно растравляли рану, пока он не дошел до полного отчаяния. Не думайте, — поспешно добавил инспектор, увидев слезы, заблестевшие в ее глазах, — что я вам не сочувствую. Но… трудно может быть и Герману. Постарайтесь помнить, что ситуация мучительна для обеих сторон.