— Дядь Ваньк, а кто у нас колхоз организовывал, не помнишь?
— А как жа! Помню… Андрюшка Шавлухин! Был такой… Мы с ним вместе росли, вместе на гулянки бегали… Шутоломный мужик… Но грамотный! Секлетарем в сельсовете сидел… Потом, в тридцатом, слух про колхозы пошел. Его в район вызвали, а оттуда он с револьвером вернулся. Собрал всех и грит: все в колхоз, а кто не пойдет, тому фаламейская ночь будет…
— Варфоломеевская ночь, — поправила Галя.
— Во-во, правильно, дочк! Фаламейская! Так и объявил…
— Слух прошел, что под Паску ночь эта будет, — сказала мать. — Как стемнело, папаня собрал нас и в ветлы под огороды. Холодно. Половодка только прошла. Грязь… Всю ночь дрожали… Я еще маленькая была… но все помню…
— А я уж отдельно жил. Жанатый. Я в колхоз сразу пошел. Не побоялся… А был тогда Иван Игнатич, тож однолеток наш, Верку Антошкину ты знаешь, сын у нее, Петька, в Москве журналистом… Вот он, отец Веркин, Иван Игнатич, горячий был… Я, грит, этому Андрюшке фаламейскую утру покажу, если он мне ночь устроит. И не пошел в колхоз. Заартачился и не пошел!.. Андрюшка тогда его в Казахстан вместе с семьей…
— Иван Игнатич с сестрой Шавлухина гулял, а взять не взял, — вставила мать. — Вот он и мстил!
— С сестрой? Нет, не помню я этого, — покачал головой дядя Ванька и продолжал: — А после войны Верка с тока зерна в платке взяла… Мать дайча говорила про это, а Андрюшка узнал и с минцанером к Ивану Игнатичу. Иван Игнатич Андрюшку из ружья — раз! А потом уж минцанер его! — повернулся, уточняя, к матери дядя Ванька.
— И оба насмерть?
— Ни капнулись… Да! — вспомнил дядя Ванька. — Верка Антошкина в тот день и родила, Петьку-то, журналиста… — Кстати, он тут сейчас, в деревне. К матери из командировки заехал…