– Подожди, я сложу все обратно, а то унесет.
Она поспешила к почтовому ящику. По дороге сюда ноги казались свинцовыми, зато сейчас Хоуп чувствовала себя помолодевшей, будто время повернуло вспять. Так оно и есть, подумала она.
Закрыв дверцу ящика, Хоуп обернулась к Тру, подошедшему следом.
– Твое письмо я оставлю себе, – сказала она, – если ты не против.
– Отчего же, я писал его для тебя.
Хоуп надела шарф.
– Почему ты не написал, что по-прежнему в Уилмингтоне? Можно было добавить строчку: «Жди меня».
– Я не знал, надолго ли останусь. Мне было неизвестно, в каких числах ты придешь, а оригинала твоего письма в ящике уже не было.
Она склонила голову набок:
– На сколько же ты планировал остаться?
– До конца года.
Хоуп показалось, что она ослышалась.
– Ты собирался ходить сюда до января?! А потом что, вернуться в Африку?
– Ты наполовину права. Я собирался остаться до января, но в Африку не хотел возвращаться. По крайней мере, не сразу.
– Куда же ты планировал отправиться?
– Я собирался поселиться в Штатах.
– Почему?
Казалось, его озадачил этот вопрос.
– Чтобы искать тебя, – ответил он.
Хоуп открыла рот, но не нашла слов. «Это как-то нелогично», – пришла ей в голову мысль. Она не заслуживает такой преданности. Она же его бросила. Видела, как он страдает, но уехала, оставив Тру одного на дороге. Она разрушила его надежды и принялась строить жизнь с другим человеком.
Но во взгляде Тру читалось, что его любовь не потускнела, а ведь он еще не знает, как она тосковала по нему и как до сих пор его любит. Тихий, но внятный голосок призывал ее быть осторожной и абсолютно честной, чтобы не сделать Тру больно еще раз. Но в эмоциональном вихре их воссоединения этот голосок звучал будто издалека, становясь эхом, стихшим почти до шепота.
– Что ты делаешь сегодня днем? – спросила Хоуп.
– Ничего. А что ты задумала?
Не отвечая, она улыбнулась, уже зная, куда им пойти.
Они возвращались той же дорогой и достигли наконец песчаной ложбины, отделявшей Берд-Айленд от Сансет-Бич. Вроде бы показались очертания пирса, но ослепительный блеск водной глади под солнцем мешал смотреть вдаль. Длинные, спокойные волны мерно набегали на берег. На пляж высыпали люди: крохотные фигурки двигались у кромки воды. Воздух был напоен запахом сосен и ветра, но от обжигающего холода сводило пальцы.
Они шли неторопливо. Тру не возражал, Хоуп заметила, что он немного прихрамывает, и задалась вопросом: что же случилось. Может, и ничего особенного – артрит, например, или какой-нибудь результат активной жизни, но это напомнило ей, что, несмотря на общую историю, они во многих отношениях незнакомцы. Она бережно хранила память о Тру, но он не был обязан оставаться прежним.