– Ты что?
– Да ничего, нарочно не придумаешь! Ты Ясенев?
– Ну да.
– А я вот, – и он показал в середину третьего листа.
– Рябинин Павел Артемьевич, – прочёл Серёга и тоже заржал громко и весело, – ну, быть мне Ясенем, а тебе Рябиной.
– И не говори.
А первого сентября выяснилось, что в их группе учатся также Олег Грушин и Оля Березина.
Серёга на Ольгу внимание обратил сразу. Ну, во-первых, в их почти полностью мужском вузе все девушки были на виду. А во-вторых, не заметить Олю было сложно.
Он тогда на радостях приехал в институт чуть ли не раньше всех, сел в аудитории, поджидая Пашку Рябинина, и с интересом разглядывал входивших. Вскоре на пороге показалась высокая, почти с него ростом, тоненькая девушка.
Раньше, сталкиваясь в книгах со словами «фарфоровая кожа», он никак не мог понять, о чём идёт речь. Ему казалось, что это выдумка писателей. А тут вдруг увидел наяву. У девушки действительно была невероятно светлая кожа с таким лёгким и нежным румянцем, что, приди Ясеню в голову мысль описать незнакомку, и он не нашёл бы слов лучше и точнее, чем заезженная фраза про «фарфоровую кожу». Лицо девушки обрамляли волнистые светлые волосы, такие нежные и шелковистые даже на вид, что ему сразу захотелось погладить. И глаза, такие… такие… Ясень тогда так и не смог подобрать определение для этих глаз. Зато моментально подумал, что эту девушку упускать нельзя.
Потом, при ближайшем знакомстве, он заметил, конечно, что она не идеальная красавица. Но это уже не имело никакого значения. Потому что Ольга Березина, та самая девушка, которую впоследствии весь курс будет звать Берёзкой, оказалась ещё и той девушкой, в которую умудрился с первого взгляда по уши втрескаться семнадцатилетний Серёга Ясенев.
Подмосковье. Осень 2000 года
– Лёль, перестань психовать, я тебя довезу до дома хоть и небыстро, но зато в целости и сохранности, и ты меня больше не увидишь.
Она, не глядя на него, достала свои очки, которые сняла за бесполезностью, как только они запотели, и водрузила их на нос, будто бы отгородилась от него. Ясенев кашлянул и бесцветным голосом спросил:
– Как Людмила Ивановна и Александр Андреевич?
– Спасибо, хорошо, здоровы.
– А бабушка?
– И бабушка жива. Болеет, конечно, иногда, но для своих лет вполне молодцом.
– Передай им привет, – он и сам не знал, зачем сказал это. Ясно ведь, что она передавать ничего не будет.
Но она кивнула:
– Обязательно.
И они оба замолчали, думая о своём. Машины поехали резвее, и вскоре его тёмно-зелёная «Аудяшка», «Авдотья», как иногда он, куражась, называл её, повернула направо, в Реутов. Серая пятиэтажка, вторая от дороги, въезд за мусоркой, первый подъезд – он помнил всё до мелочей. Большая машина его плыла по огромным лужам, будто крейсер. Он подвёз Ольгу к самому подъезду, постарался выбрать место посуше, чтобы ей было удобнее выходить. Она вздохнула, вцепилась в свою сумку и вдруг спросила: