— Что случилось, Джеймс? — спросила Синтия, глядя на него; она удивилась, увидев в его глазах слезы.
— Ничего, — снова ответил он; ничего другого он сказать не мог.
Иногда таким образом на него действовала красота. Он вспомнил, что испытывал такие же чувства, когда Синтия согласилась выйти за него замуж. Он тогда не знал даже, как выразить свою благодарность: он просто ошалел от радости!
Отодвинув стул, Джеймс встал.
— Мне пора ехать, а то опоздаю. Мост «Золотые ворота» будет сейчас просто забит машинами!
Синтия пошла за ним; она взяла Джеймса под руку и игриво улыбнулась.
— Ты ведь можешь подождать? Еще часик, как раз пробка рассосется. Я собираюсь в душ… Может, потрешь мне спинку?
Джеймс рассмеялся, но не ответил. Отпустив руку Синтии, он слегка обнял ее за талию — так, чтобы она вошла в дом впереди него.
Они оказались в гостиной с куполообразным потолком; комнату заполняли книжные полки, посреди гостиной — камин. Подхватив спортивную куртку Джеймса, Синтия подержала ее, помогла ему одеться. Обойдя мужа и оказавшись перед ним, она поправила воротник и пригладила на нем куртку. Нежно на него посмотрела.
— Ты очень симпатичный, доктор Уайатт!
Джеймс издал неопределенный звук.
Протянув руку, Синтия коснулась его плеча.
— Я люблю тебя, Джеймс! Ты ведь знаешь это, да?
Джеймс вгляделся в ее глаза, наклонился, крепко поцеловал в губы.
— Я знаю, — он выпрямился и печально улыбнулся. — А вот за что — только Богу известно!
— За то, что ты так близко все принимаешь к сердцу, — ответила она.
Джеймс молился, чтобы это было действительно так; чтобы даже те люди, которые знали его не больше чем десять минут, понимали — он не относится к той категории людей, о которых пишется в анонимных листовках борцов с абортами. Одна такая листовка пришла вчера по почте. Какой-то фанатик-христианин бросался цитатами из Писания; ясно было, что он горел огнем Божьим и хотел заодно сжечь все вокруг себя. Это письмо Джеймс бросил в камин, от него остался только пепел. Он не говорил о нем Синтии, да и не собирался — жена только расстроится.
Он уже дважды получал письма с угрозами. Последнее письмо, по сравнению с предыдущими, было даже мягким — обычные едкие фразы и риторические вопросы, которые должны были его уязвить.
И все равно оно его поразило. Такие письма всегда его поражали — почти так же, как изумил его как-то раз вид разгневанной Синтии. «Как могут люди, которые заявляют, что живут во имя любви и Иисуса, так бессердечно судить и выносить приговор? — спрашивала Синтия. — Они пробовали когда-нибудь поставить себя на твое место? Они ведь даже не пытаются понять, что заставляет человека вроде тебя просто выполнять свой долг! Кроме того, если аборты — вещь неправильная, почему тогда они узаконены? Почему тогда их оплачивает правительство?»