— Я пойду домой. Надо скорей посмотреть сына да торопиться пушнину упаковать.
Ярак зашел в свою комнату и, склонившись над кроваткой спящего сына, с улыбкой прикоснулся пальцем к щеке Андрея. Ребенок открыл глаза.
— Как Чарли, ты лежишь в кровати. Круглые какие у тебя глаза! Ишь ты! — сказал Ярак.
Ребенок надул щеки и заплакал.
— Плачешь? Зачем ты плачешь? Вот смотри, — и Ярак, вынув партийный билет, замахал красной книжечкой перед самым носом Андрея. — Видишь, какая книжка завелась у нас? Ты знаешь, что это за книжка? О, это такая книжка! С такой книжкой плакать нельзя.
В окно Ярак увидел, как бежала домой Мэри в белом халате и с красным крестом на косынке. Вслед за ней медленно шла Рультына.
Ярак спрятался в гардероб, прикрыв за собой дверку.
Мэри вошла в комнату и бросилась к сыну. Она взяла его на руки и, высоко подняв, спросила:
— А где отец?
Рультына, войдя, удивленно сказала:
— Собаки лежат у дома, а Ярака не видно. Где он?
Открылась дверца гардероба, и Ярак вышел на середину комнаты, широко улыбаясь.
Все засмеялись.
Когда сели за стол, Ярак рассказал новости о празднике Большого говоренья.
— Пароход скоро придет. Надо поторопиться уложить пушнину в мешки.
— Какой богатый Лось! Сколько у него пушнины! — сказала Рультына.
— Тут надо разобраться, чья эта пушнина, — задумчиво проговорил Ярак. — А разобраться не очень-то легко. На празднике Большого говоренья сказали, что эта пушнина государства.
— Кто такой Государства? Белый человек? — спросила Рультына.
— Нет. Государство — народ. Ты, я, Мэри, доктор, учитель, Лось — все. Много, много людей! Вот чья пушнина. По правде говоря, это трудно понять. Но только… это не одного Лося пушнина.
Рультына и Мэри удивленно смотрели на Ярака.
Он позвал Рультыну в склад, крикнул еще двух парней и стал укладывать песцовые и лисьи шкурки по пятьдесят хвостов в каждый мешок. Жохов подвешивал на мешки железные пломбы-замки.
Стоял яркий, солнечный день. Голубое прозрачное небо отражалось в спокойном море. На горизонте еще не было видно парохода, но все население стойбища Лорен уже находилось в том приятном возбуждении, которое охватывает людей Севера, когда вдали над морем струится дымок. Ребятишки исступленно кричали:
— Пароход, пароход!
Пароход стал на рейд, и люди с шумом и веселым гиканьем бросились к моторному вельботу. Одновременно от борта парохода отвалил катер. Мерные звуки мотора огласили воздух, и катер стремительно понесся к берегу. Вельбот задержался. С катера донесся громкий, восторженный крик Айе:
— Яра-а-ак!.. Это я!.. Верну-улся!