— Из приемной ни на шаг.
Секретарь взгляда не отвёл, просто ничего не ответил. Он понял, что теперь они уже никогда не будут союзниками, и ещё он понял, что если будет нужно, то Толмачёв его убьёт. И никто его не осудит за это. Товарищей такого масштаба не судят за такие мелочи как убийство секретаря. Аджания понял, что получил предупреждение. Но товарищ Аджания знал, что так будет, он был готов к этому. Это и был тот риск, на который он был готов пойти. И уже пошёл. И теперь ему нужно было только дозвониться до Григория Евсеевича. Только дозвониться до Главы Семьи.
Когда дверь за Владимиром Николаевичем закрылась, Шалва Семёнович поднял трубку. Теперь дороги назад не было, теперь ему во что бы то ни стало, нужно было услышать голос Зиновьева.
А за окном, по летней Москве ночь уже катилась к утру.
Боже, как в этой Москве орут птицы по утрам. Они словно с ума сошли, и чирикают, и свистят, и заливаются трелями как сумасшедшие, в общем, горланят во всё горло, чтобы оповестить всех, что солнце уже почти встало и всем остальным нужно тоже вставать.
Как нарочно они садятся рядом с открытым окном и что есть мочи просто орут в него. Словно пытаясь досадить человеку, который за двое суток проспал всего пять часов и сейчас хочет ещё поспать.
Ракель Самуиловна с трудом, почти с болью, раскрыла глаза и вздрогнула: прямо над ней нависал товарищ Тыжных. Смотрел на неё своими странными зелёными глазами. Серьёзный как всегда. Оказывается у него зелёные глаза, а она раньше не замечала. Только конопушки его видела.
— Разбудили вас пичуги эти, товарищ Катя? — ласково и как-то по-утреннему, по-домашнему спросил он.
— Орут как суфражистки на собрании трезвенников, — сказал Ракель Самуиловна.
— Надо было окно закрыть на ночь, — он отошёл от её кровати, такой широкоплечий.
Она думала, что это из-за старой кожанки у него такие широкие плечи, а оказывается, он просто очень крепкий. И руки у него очень сильные на вид.
Ей страшно хотелось спать, но он уже ходил по студенческой комнате, гремел своими старыми сапогами и вроде как собирался уходить.
— Сколько времени? — спросила она.
— Уже почти пять, — отвечал товарищ Тыжных.
«Уже почти пять! Почти пять! Он говорит таким тоном, как будто уже двенадцать! О!», — подумала она и спросила:
— Что, вставать?
— Я бы вас не стал бы будить, дал бы ещё поспать, но нам автомобиль заправить нужно, а ближайшая газолиновая колонка у гостиницы «Метрополь».
— Прекрасно, — сказала она, садясь на кровати и вовсе не заботясь о том, что одеяло осталось в стороне, и одна лямка нижней рубашки упала на плечо. — В «Метрополе» отличный круглосуточный буфет, а мне нужно кофе.