— Ну, значит туда и поедем, — отвечал Свирид, краснея и отводя от неё глаза. И добавляя нравоучительно: — Вы бы оделись, товарищ Катя, раз уж встали. Не ровен час, войдёт кто, а вы тут вот так.
— Как? — спросила Ракель Самуиловна улыбаясь и сладко потягиваясь.
— Как-как, да вот так. Без одёжи. Вот как, — бубнил Свирид, с удивлением отмечая, что у неё нет волос подмышками.
— А что ж тут такого, я ж спала. Все спят без одежды. Или вы спите всегда в своём галифе?
— Я сплю как положено, и никому свои кальсоны не показываю, как вы сейчас.
— Ха-ха, кальсоны. Вы болван, товарищ Тыжных, — смялась Ракель Самуиловна, валяясь на кровати и потягиваясь, — дамы не носят кальсон. Дамы носят кружевные панталончики «ля Руж». Ладно, раз уж вы такой впечатлительный, так дайте мне мою одежду. Оденусь, так и быть.
Свирид ничего не сказал, стал собирать её одежду со стульев и, стараясь не глядеть на красавицу, протягивал одежду ей. С особым трепетом он предавал ей роскошный резиновый пояс для чулок, а сами чулки чуть ли не благоговея. Наверное, боялся порвать своими огромными ручищами такую тонкую ткань. В общем, он так и не повернул к ней лицо, чтобы не увидеть её голых ног, открытых плеч и маячившей за кружевами груди. Товарищ Тыжных был настоящим партийцем, стойким ко всяким соблазнам. Кремень-человек.
— Ну, а теперь мне нужно в дамскую комнату, — сказала Ракель Самуиловна, когда была одета. — И умыться ещё.
— Пойдёмте, покажу, где что, — говорил Тыжных, — хорошо, что рано встали, а то народ на работу когда встанет — так тут очередь. Вот уборная.
— Не вздумайте торчать под дверью, — сурово потребовала Ракель Самуиловна.
— Я отойду, — обещал Свирид. — Но не далеко.
Шалва Семёнович звонил уже шестой раз, когда, наконец, секретарь на том конце провода раздражённо ответил:
— Кажется, Григорий Евсеевич сможет вас выслушать. Сейчас узнаю.
В трубке наступила тишина, почти тишина. Где то далеко, кажется, кто то разговаривал. А товарищ Аджания сжался, и закостенел как покойник, уменьшил кровообращение, чтобы снизить волнение, и превратился в слух. Прилипнув головой к трубке, он взывал про себя к справедливости мироздания. И, кажется, мироздание было милостиво к нему. Несмотря на самое раннее утро, трубку взял САМ.
— Григорий Евсеевич, это Аджания… Да, секретарь Толмачёва… Да, да… Если вас интересует моё мнение, то я выскажусь… Разумеется… Да… Именно по делу убийства Пильтуса… Да… Я в курсе всех дел… Да… И мне кажется, что масштаб задачи уже не соответствует возможностям Владимира Николаевича. Он человек старой школы и больших заслуг. Такие как он должны вершить судьбы, а вся эта крысиная возня не для него… Разумеется, я готов взять на себя… Да, я понимаю… Да, я осознаю риски… И готов рискнуть. Григорий Евсеевич, я готов взять на себя ответственность, если буду наделён все полнотой власти. Скажите только слово, и я найду её. Ритуал будет проведён… Да, Григорий Евсеевич… Да… Григорий Евсеевич, вы не пожалеет, что доверили мне это дело. Спасибо за доверие.