Четвертая стадия — это было плохо, но еще не критически плохо. Один его знакомый обманывал калладские тесты даже на начале пятой. Недолго, правда, но все же. К тому же, до обследования ему оставалось еще почти полгода. Можно было как-то привести в порядок нервы и подготовиться. Ну и достать те дэм-вельдские травки, которые легальными не были, это тоже могло помочь. Прелесть ситуации заключалась в том, что уж теперь вообще мало что навредило бы.
Маг еще раз перевязал руку, скорее чтобы скрыть отсутствие ожога, чем из-за царапин, пошевелил пальцами и прикинул программу мероприятий на ближайшее будущее.
«Я перехожу на сон-траву. Бес с тем, что это незаконно. Сольвейг и не такое достать может. Я перестаю в одиночку шляться по сомнительным местам и вообще избегаю стрессовых ситуаций. Я выдумываю легкую фобию и теперь периодически шарахаюсь, скажем, от крыс. Демонстративно. И да, от зеркал тоже. Вероятностнику такое простительно. Скорее даже подозрительно, если он так не делает. А еще я обязательно придумаю, как отличить реальность от бреда. У меня есть минимум полгода на решение этого вопроса, если я не натворю глупостей. А я не натворю».
— Ну ты и врун! — возмутилась Магрит, когда Наклз вышел из ванной. — Ты это нарочно сказал!
— Мои поздравления, Магрит, ты начала мыслить логически. Ни в коем случае не останавливайся на достигнутом.
— Ты и вчера так сделал?
— Что сделал?
— Я не сама себе морду разбила, Наклз!
В принципе, если Наклз видел ходящую куклу, он мог и Магрит ударить, хотя маг сильно сомневался, что стал бы это делать. Несмотря на аллергию на кошек, желания шпынять котят он никогда не учувствовал.
— Магрит, перестань кричать. Ты все равно поедешь учиться. С осени. И не пытайся рассказывать мне страшные сказки, — отмахнулся от всех возможных возражений Наклз.
«Моя жизнь — самая страшная сказка на свете, деточка, и ты все равно ничего лучше не придумаешь: здесь фантазия нужна. И ненависть».
* * *
С Милиндой Маэрлинг Наклз был знаком очень шапочно. Они едва ли перекинулись в жизни парой фраз. Все знания мага об этой милейшей белокурой графине сводились к тому, что так очаровательно и убедительно изображать дуру может только очень умная женщина и тонкая актриса. У графини Маэрлинг имелся полный боекомплект «светской львицы», начиная с кипенно-белых локонов и тоненького смеха и заканчивая крохотным лысым чудовищем неопределенной породы, постоянно дрожащим и издающим визгливый лай. Такие жертвы эволюции среди продвинутых дам отчего-то считались собаками. Наклз крыс видел крупнее. И симпатичнее. В довершение всего, означенную «собаку» звали «Фифи». В общем, Милинда знала, что делала.