И тут папа положил руку мне на плечо.
– Прости меня, Эмори, – прошептал он. Его голос дрожал, и я поняла, что он тоже плачет. – Прости за то, что я тогда сказал. И за то, что не выслушал тебя. Мне очень стыдно.
Эмори сильнее сжала меня в объятиях, и я поняла, что это значило: папа сказал ровно то, что она хотела услышать.
Через какое-то время она ослабила хватку. Она резко вдохнула и вытерла щеки рукавом.
– Твоя мама в порядке? – спросил папа.
Эмори кивнула.
– Ей надо побыть одной.
– А тебе?
Она помотала головой.
– Хорошо, – тихо ответил папа. – Пойдем в дом. Расскажешь, чем мы можем тебе помочь.
Он приобнял ее за плечи и повел к нашему крыльцу.
Эмори
День 306-й, осталось 131
Когда я проснулась в маминой комнате, в окно светило солнце. Я моргнула и посмотрела на маму. Она еще спала.
– Мам, – позвала я. Она не пошевелилась, так что я приподнялась на локте и потрясла ее за плечо. – Пора вставать. Тебе надо на работу.
Я легонько похлопала ее по спине.
– Мам! Пора на работу!
Она перекатилась на другой бок, ко мне лицом, и взбила подушку, не открывая глаз.
– Все в порядке, – сонно пробормотала она. – Я отменила всех клиентов на сегодня.
Она устроилась поудобнее, и мне захотелось выхватить подушку из-под ее головы. Я не могла допустить, чтобы все это повторилось. Вместо этого я ласково погладила ее по волосам и сказала:
– Пожалуйста, мам! Вставай и иди на работу!
Потом я начала перечислять все то, что советовал говорить ей врач, когда она впадает в депрессию.
– Ты любишь свою работу. Она отлично у тебя получается. Тебе нравится готовить для своих клиентов.
Мама открыла глаза и посмотрела на меня.
– Я все это знаю, Эмори.
– Позвонить доктору Уилсону?
– Не надо. Я в порядке, честное слово. Просто хочу отдохнуть денек и собраться с мыслями, хорошо? Пожалуйста, Эмори.
Похоже, рассуждала она трезво, так что я встала с кровати, приняла душ и пошла собираться в школу. Я отправила Ханне сообщение, и она обещала, что ее мама зайдет к моей под каким-нибудь предлогом, чтобы проверить, все ли нормально.
Я позвонила ей на первой перемене, на третьей и во время обеда. Она ни разу не ответила.
Я сверлила взглядом телефон, мысленно умоляя ее взять трубку. Я испытывала одновременно страх и обиду. Я обижалась на маму за то, что она отстранилась от моих проблем и жалеет только себя, когда особенно мне нужна. И в то же время я боялась, что она снова замкнется в себе и сможет стать прежней только через несколько месяцев или даже лет. Эта ситуация казалась до боли знакомой.
Не испытывая желания общаться с друзьями Люка, я взяла в столовой сэндвич и отправилась с Шарлоттой в театр. Тайлер уже был там.