Чувства Марии Терезии и Франца с годами не то чтобы остыли, но испытали влияние образа жизни венценосных супругов.
К тринадцатилетней годовщине счастливого брака Мария Терезия заказала саркофаг для усыпальницы в церкви ордена капуцинов. На крышке надгробного памятника изобразили императорскую чету, воскресшую в день Страшного суда. Они склонились друг к другу, молодые, пылкие, готовые броситься друг другу в объятья, а ангел держит венок над головами супругов. Кроме того, глубокий вырез на церемониальном платье императрицы показывал ее красивые плечи и грудь, да и поза императора была несколько двусмысленной. Никакого смирения и благочестия, более приличествующих для королевской усыпальницы, сей монумент не выражал. Ничего удивительного в том, что женщина-императрица хотела остаться в веках молодой, красивой и полной жизни, да и мужа она любила по-прежнему. Но вот Франц уже не был верным возлюбленным.
Он соединял в себе все, что могло привлечь женщин: привлекательность, доброту, образованность. Это был настоящий светский человек: хороший охотник, грациозный танцор и образцовый любовник, недаром он провел свои юные годы при французском дворе. Супруга добилась для него короны Священной Римской империи (которую не могла получить как женщина) и надеялась, что он проявит себя как военный или дипломат. Однако в конце концов его участие в государственных делах свелось к функции супруга. Но и это постепенно стало для него малопривлекательным, так как его жена была почти постоянно беременна, а ее образ жизни не предполагал даже частых встреч супругов вне общей спальни в Хофбурге.
Конечно, Франц был совсем не одинок в своем стремлении к жизненным удовольствиям. Это вообще был легкомысленный век, и нравственные устои в Вене, как и других местах, были не такими, как хотелось бы строгим моралистам. Флирт и любовные интрижки занимали мысли не только придворных красавиц, но и зрелые государственные мужи не отказывали себе в разного рода амурных приключениях.
Мужчины дружили с любовниками своих жен и даже были им благодарны за то, что они взяли на себя часть их обременительных обязанностей. Тем более, что они сами также замещали кого-то в другом месте и просто не успевали бы уделять внимание еще и своим женам. Говорили, что замужние дамы фактически имели двух мужей: одного, чье имя они носили, и другого, который фактически исполнял обязанности мужа. Грубость и безнравственность были везде: и в театре, и в жизни, рождение ребенка даже в самых знатных семьях часто вызывало шквал непристойных комментариев.