«Секс добропорядочных стариков уродлив. Правда, секс у хулиганистых стариков ничего. Хулиганство — заместитель молодости».
«Смешно, Русаков. Подают сперва хорошее вино, а когда напьются, — худшее».
«Мы были на разных стадиях, поэтому плохо понимали друг друга. Один из нас ушел вперед и забыл, какого оправдания может заслуживать другой».
«Не говори, Русаков».
«Эти — другая порода людей и на другом витке жизни: либо завидуют либо презирают».
«Как они ни пыжатся, лживые идеи не проходят, вот они и злятся».
«Душа устроена справедливо. Справедливость чуда...»
«Если ты понял, кто ты есть, иди дальше, не оборачивайся».
«Посмотри — известный в городе кидала. Скрывается, готов убить кредиторов. Дома у него отец-инвалид, прикованный к постели, и желанная женщина Алла».
«Почему Алла?»
«Я его знаю и ее знаю».
«Ты помнишь свою жену, Русаков?»
«Как же? Помню. У нее был низкий, хрипловатый голос интеллигента-курильщика. Ахматовский грассирующий кашель и большая ленинская голова. Она всегда просила меня сыграть ей на трубе. А я даже не знаю, куда нужно в трубу дуть — в узкую или в широкую горловину».
«Ба! А вот и главный редактор педофильского издательства пожаловал».
«С этим, с телевизионным патриотом. Уморительная морда. Вдруг разразится долгой, слюнявой, метафорической тирадой, потом замолкнет непроницаемо, как будто капроновый чулок на голову напялит. Глаза в чулке сплющатся, и от патриотизма останется только какая-то негритянская маска».
«Недобрый ты, Русаков!»
«Наша главная фамильная черта — деликатность. Отец был человеком необразованным, по сути, бывшим крестьянином, но деликатность в нем была врожденная, и в деде, замешанная на природном смущении, крепостном чинопочитании и поразительной наблюдательности. Вглядывался в каждого человека так глубоко, как будто хотел разглядеть в нем сам дух, увидеть дух в человеке чуть ли не на физическом уровне».
«Да куда там вглядываться? Сплошной обмен веществ».
«Постой, а ты, оказывается, левша. Это подозрительно. Как же ты крестишься?»
«Перестань, Русаков. Тебе хорошо известно, что я не крещусь... Ладно, мне пора. А то мы с тобой заболтались. Как персонажам Достоевского, чтобы жить, надо бесконечно разговаривать».
«Иди и бойся тех, кто не любит пунктуацию».
«Смешно. Здесь недавно по телевизору один современный деятель искусств очень правильно вещал о мученической природе творчества, приводил в пример Пушкина, Гоголя — и вдруг минуту спустя великими поэтами называет каких-то прощелыг, как раз из тех, кто обходится без запятых. То ли этот деятель по привычке врет, то ли у них у всех теперь каша в голове».