О Русакове теперь могла еще помнить Лера. Лера не уставала твердить, что он ее первый мужчина, не считая насильника-отчима. Благодаря Русакову она якобы стала любить именно такой тип мужчин — сорокалетних, с большими руками, с внимательными глазами, хорошо пахнущих, с задницей вишенкой, не верящих женщинам. Правда, она то и дело путала его имя, называла то Сашей, то Андреем, то каким-то Рустамом. Простую его фамилию не могла выучить толком.
Она любила, когда Русаков запивал, особенно старты и финиши этих безумных периодов. В первые два дня запоя Русаков перевоплощался в подпольного миллионера, решившего обнаружить себя. Он был в костюме со съехавшим набок галстуком, завязанным двойным Виндзором, подстрижен, с филантропическим лицом, обмелевшим животиком, ироничен, но отнюдь не бесцеремонен, напротив, вкрадчиво уступчив и самоубийственно щедр. Они с Лерой проезжали пятьдесят метров на такси, Русаков просил водителя их подождать, пока они быстренько посетят бар, оставлял крупную купюру в залог и чистосердечно удивлялся, когда таксист, стоило им выйти из машины, моментально срывался с места. Лере нравилось, как начинал в эти дни пахнуть Русаков — дорогим парфюмом и дорогим виски. Причем эти два запаха не смешивались поначалу, не объединялись в один общий, что с ними неминуемо происходило чуть позже и оборачивалось к концу недельного беспробудного пьянства обычным тошнотворно ароматизированным перегаром.
На исходе запоя Русаков для Леры хорош был иным. Он звонил ей и умолял приехать, потому что он гибнет, потому что это его последний день жизни, потому что он ляжет сейчас у тухлой речки и скатится в воду и сольется с ней, нечистое с нечистым. Приезжай, просил он Леру и называл точный адрес какой-нибудь забегаловки где-нибудь в Купчино или Веселом поселке. Лера приезжала, восторгаясь настоящей человеческой комедией. Последний раз она нашла Русакова в занюханном павильоне на Народной улице. Он сидел в дубленке и в желтых вельветовых брюках, несильно побитый, с физиономией, наполненной до отказа ужасом. Он сумел обрадоваться ей натурально и простонародно, представил гоп-компании как своего ангела-хранителя. Оказывается, он пил этот день в долг, и Лера этот долг погасила, сущие копейки, помада больше стоит. Она пошла с Русаковым в его очередную съемную квартиру через дорогу, где он незамедлительно уснул и сквозь сон стал слушать, как Лера отдавалась чернявому, коренастому молокососу, который грозился забить Русакова ради потехи до смерти, если она не отдастся. Чернявый любил вот так вот, коварно, получать в свое полное расположение какую-нибудь красивую, длинноногую, гламурную телку.