— Молодым — ипотека, пенсионерам — курорты!
— Больше самолетов, меньше генералов!
— Кадровый отбор — во главу угла!
— Смерть коррупционерам!
— Рынки — русским крестьянам!
— Телевидение — без пошляков и извращенцев!
— Долой нечисть печати!
— Финансовую поддержку — отечественной литературе!
Оба утомились и стали задыхаться не столько от важности произносимого, сколько от предвкушения младоболотинского конфуза.
Новочадов положил написанное в потрепанный портфель. Они сели на дорожку, помолчали — глаза в глаза, подмигнули друг другу, как заговорщики.
— Все-таки Солженицын свою книгу написал для русских, а Кара-Мурза — для евреев, — вдруг заметил Новочадов.
— Я думаю, что наоборот, — поправил Гайдебуров.
— Правильно, наоборот, — согласился Новочадов.
Оба одинаково смешно вздохнули. Гайдебуров хлопнул себя по лбу и помчался обратно к столу за посошком. Новочадов, перекрестившись, поехал к Болотину.
Наступила уже полночь, промозглая, с липким хаотическим снегом, а Новочадов все не возвращался от Болотина. Гайдебуров начал волноваться, названивал Новочадову на мобильный. С механической вежливостью мобильный отнекивался. Гайдебуров звонил Марии, но и у Марии Новочадова не было. Потом Мария сама звонила Гайдебурову, спрашивала, не вернулся ли, и долго, не зная, что говорить, не отключалась.
— Олигархам — ипотека! — сипло, из последнего тщедушия, орал в коммунальном коридоре пьяный жилец, наслушавшись утром на похмельную голову соседей-пиарщиков.
Гайдебурова поражал нос этого забулдыги — раздвоившийся от пьянства.
Гайдебуров понимал, что от молодого Болотина можно ожидать химической реакции, если он поймет, что ему втирают очки. Понять ему прежде всего поможет отец. Старый жук тревожен и прозорлив. Сам горазд на провокации, чужих ухищрений не любит, просекает их своим игольчатым зрачком. Несдобровать Новочадову. Если же каким-то боком Болотины узнают, что Новочадов связан с Гайдебуровым, они придумают страшную месть.
«Что с тобой будет, когда твой двойник исчезнет?» — задавался нелепым вопросом Гайдебуров. Он не находил себе места. Его веселил лишь пьяный сосед с чудовищной сопаткой, тот все орал: «Долой пенсионеров!»
В этот момент телефон Гайдебурова, из предосторожности оформленный на другое имя, заиграл Бетховена и заплясал на столе.
— Все замечательно, Леня! — услышал Гайдебуров живого и пьяненького Новочадова. — Я уже еду в такси. Болотин принял все наши предложения «на ура». Кроме того, он согласен оплатить аренду «Октябрьского». Я ему объяснил, что он станет благодетелем всех писателей и таким образом наберет дополнительные голоса. Он, Леня, оказался довольно милым, интеллигентным человеком. Угостил меня японскими устрицами, такими крупными, длинными. Приеду, расскажу.