«ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении) (Попов) - страница 26

Статуэтку унесли. Артист-генерал и артист-посетитель снова ходили обнявшись и о чем-то тихо совещались.

Человек, который все это время стоял согнувшись, засунув голову в пьедестал под телевизором, вдруг выпрямился и оказался Коровиным, как я понял по радостному крику девушки:

— Толя, ты здесь!

— Таня! — сказал он и вдруг, бросив взгляд на экран, пробормотал: «Сейчас», — и выбежал. Буквально через секунду он появился на экране. Он вбежал в кадр с длинной палкой и быстро начал ею передвигать и поправлять штакетники с лампами. Потом он так же быстро убежал. И через секунду вбежал в комнату.

— Ну вот!.. — Тяжело дыша, он смотрел на экран. — Теперь все в порядке.

— Весь спектакль снимаете? — спросила Таня.

— А как же — сказал Коровин. — Произведение нашего великого Достоевского! Смоктуновский в роли Мышкина! Да нам сохранить это надо на века!

— Толя! — сказала Таня.

— Таня! — сказал Коровин. — Мне надо бежать. Если хочешь, поедем вместе. А это что за парень?

Мы сбежали со ступенек студии, впрыгнули в брезентовый газик, который сразу же рванул с места.

— Камеры? — спрашивал Коровин у рыжего парня за рулем, когда мы быстро мчались по улицам.

— В порядке! — отвечал парень. — Было три звонка, — докладывал он. — Из зоопарка — родился жирафенок! Никогда такого еще не было! Второе: на Обуховском нашли бомбу, неразорвавшуюся. И третье — на Неве тронулся лед.

— Жираф, лед, бомба, — проговорил Коровин, и мы резко свернули вправо.

— Кто ему звонил? — спросила Таня.

— О, — засмеялся рыжий, — у Толи везде свои люди. Он все и всегда узнаёт раньше других.

— А Вэ-Эм-Эф? — спросил я. — Пэ-Тэ-Эс?

Коровин резко повернулся.

— Конечно, — сказал он, — ты прав, удобная штука. Только пока что он, как слон, везде ему не успеть. И тот, и другой.

Мы со скрипом притормознули у зоопарка. Коровин и рыжий выскочили с портативными кинокамерами и побежали.

Мы все пробежали мимо обомлевших контролеров и направились проходом между клеток. Некоторые клетки уже стояли под открытым небом. На нас смотрели: овцебык — облезлый, начинающий линять, маленький неспокойный волк.

Мы вбежали в просторное помещение, и там за загородкой стояла жирафа — я даже забыл за зиму, какая она длинная! Рядом с ней топтался желтоватый жирафенок. Иногда его ноги подгибались, и он съезжал на опилки по ее ноге, как по стволу дерева.

Мы быстро сняли их с трех сторон, простились и побежали обратно.

На Неве лед шел уже вовсю, по всей ширине. Это был настоящий праздник. Коровин бегал по набережной, как сумасшедший, снимая то так, то сяк. Наконец, он даже сбежал по ступенькам вниз, крикнул рыжему: «Держи!», и тот стал держать его за хлястик, и Коровин свесился и стал снимать льдины вплотную, особенно одну, на которой валялся выброшенный кем-то валенок, последний знак зимы, как сказал потом Коровин.