Заглядевшись на утят, я слишком, наверно, поздно вдруг увидел выходящий из-за поворота высокий буксир. В рубке стояли двое и что-то отчаянно мне кричали, но я не слышал. Я понял все, когда мы с буксиром разошлись и катер зашел за поворот: за буксиром тянулись плоты! Причем строй их изгибался и конец связки почти закрывал мне дорогу.
Я вел катер бок о бок с бревнами, но воды оставалось мало, катер, как танк, переползал отмели.
Наконец плоты кончились — и тут же я увидел впереди второй буксир!
Голову мне сильно пекло, я снял одной рукой рубашку, навязал чалму и приготовился к борьбе с плотами. На этот раз у самого конца связки катер сел на мель прочно, мотор выл, но катер не двигался. Я спрыгнул с кормы рядом с поднимающим песчаный смерч винтом и, упершись, стал толкать катер вперед. Звук мотора изменился, я быстро влез на корму, бросился к штурвалу — чуть было не упустил катер со спящим в нем дядей Никитой. Катер сполз с мели.
Не успел насладиться я волей, как показался вдали новый буксир! Я впал уже в отчаяние, в оцепенение, только вел катер как можно ближе к плоту, стукаясь о бревна, но снова садился на мель, прыгал с кормы в мелкую воду.
Катер слезал с мели, мы некоторое время плыли свободно...
Посмотрев мельком на километровый столб, я с удивлением увидел, что от Невы уже сто километров, а Никита спит в каюте, ни о чем не ведая!
В общем, я был доволен, что выдержал такое напряжение, я был накачан восторгом. И вдруг увидел сооружение, которое начисто перекрывало канал — сверху донизу.
— Дядя Никита! — крикнул я вниз.
Он выскочил, очумелый от сна — на красной щеке отпечаталась вышивка «думки», глаза бессмысленно блестели, рот был открыт. Он стал изумленно осматриваться, ничего не понимая, и первой его фразой было:
— А где ботинки?
— Посмотрите — что это? — показал я на преграду.
— А мне наплевать! — тараща глаза, закричал Никита. — Где мои ботинки? Куда их дел? Тут их оставил, на корме!
Он и сам прекрасно понимал, что при большой скорости корма садится в воду, и мог бы прекрасно представить судьбу своих ботинок!
Заграждение было уже близко, но, к счастью, появилась женщина, стала крутить ручку, и преграда отъехала. Никита не обратил на это ни малейшего внимания, а продолжал так же серьезно орать про ботинки и вдруг выхватил у меня штурвал, стал разворачивать, крича, что надо плыть за ботинками обратно.
Мы чуть не врезались в берег, я стал крутить обратно, и так, зигзагами, мы вдруг выехали на прекрасную ширь Волхова. Голубой высокий собор, разлив при впадении в Ладогу... Там была тьма, холодный ветер. На мачте трещал флаг — штормовое предупреждение.