И тут, словно вспомнив обо мне, лучик повернулся и стал светить в мою сторону!
Это уже не мерцание — свет! За кочками на пустыре протянулись длинные подвижные тени.
Слепящий шар приближался все быстрее — и вот весь мокрый пустырь, всегда темный по ночам, осветился ярким мертвенным светом!
Быстро стал нарастать страшный грохот. Я почувствовал, что земля подо мной дрогнула. Я сделал шаг, поскользнулся, упал. Земля прыгала подо мною, как живая.
Потом я поднялся и увидел, как по насыпи, сотрясая все вокруг, промчался тяжелый товарный поезд...
То хохоча, то снова испытывая возвращающиеся приступы ужаса, я приехал домой и лег.
Проснулся я на какой-то длинной веранде. Солнце освещало ее через крайнее оранжевое стеклышко. Я долго лежал неподвижно. Солнце передвинулось, светило через следующее стеклышко — красное, потом через следующее — зеленое... и, быстро миновав все стекла террасы, скрылось за дощатой стеной. И почти сразу же показалось в начале, снова светило сквозь оранжевое стеклышко, потом через красное... Прошло через все стеклышки еще быстрее и почти сразу же засверкало через первое... Третий круг... Четвертый! Я закричал.
Я заболел. Официально считается, что я простудился, шастая по пустырю. Но на самом-то деле — меня продуло из бездны.
Прошло некоторое время, прежде чем я стал выздоравливать. Ко мне постепенно возвращались слух, зрение, нюх, причем свежие, обостренные, словно бы отдохнувшие и встряхнувшиеся, и сопровождалось это давно забытым блаженством.
Как рыхло, кусками, с клейким прохладным ветерком отпадают кипы страниц в перелистываемой книге.
На дне чистой, вымытой, блестящей чашки свет лежал контуром яблочка.
Я поднялся, вышел в прихожую. В плоском луче солнца пыль закручивалась галактиками. Вот сверкнула муха, как комета. Я закашлялся и увидел, как в пыли проплыло три волны кашля.
Я спустился на улицу. По стене высокого дома медленно ползла тень строительного крана и вдруг, дойдя до конца, быстро скользнула за угол.
Потом я посмотрел вверх — солнце было на месте.
Мы сидели на кухне с женой и дочкой.
— Так ты, значит, Барбосом была? — Жена засмеялась.
— Да, — усмехаясь, ответила дочь.
— А ты в шапке была?
— Конечно!
— А этой... Жужу кто был? — спросил я.
— Светка Ловицкая, — небрежно ответила Даша.
— Ловицкая?
— Ну да. Она полька.
— А она в чем была? — спросила жена.
— Она ни в чем. Только с бантом на шее, и лапы, то есть руки, — усмехнулась дочка, — держала на такой красивой пуховой подушечке. Ей папа такие подушечки из Польши привозит.
— А что он, в Польшу часто ездит? — сразу встрепенулась жена, с упреком поглядев на меня: «Вот видишь!»