Скорбно постучавшись, мистер Карпентер вошел на рассвете.
Пора?
— Что бы... вы хотели? — кашлянув, спросил он.
В английском не говорят «ты» — только «вы»!
Какое, значит, последнее желание?
Надо что-нибудь скромное, в духе ВАСПа...
— Да вы знаете... я здесь давно... но Нью-Йорка так и не видал.
Карпентер кивнул. Видно, глянулась ему моя скромность — может, он даже гордился ею!
— Вещей, я полагаю, брать не надо?
Карпентер грустно усмехнулся — спорить не стал.
Что «пошлю» я людям, какую «наложу» информацию?.. Только грусть!
Мы ехали по холмистой дороге... И это называется — штат Нью-Йорк? Какая-то тайга! Деревья и только деревья по всем холмам!
Наконец мистер Карпентер протянул вдаль руку — из-за деревьев выглянули черные зубцы небоскребов.
Обшарпанные дома с железными лестницами по фасадам, почти сплошь расписанные из пульверизатора яркими буквами. Какой-то пиратский райончик: косматые негры с намотанными на руки цепями, помахивают ими... разорвали, так сказать, оковы рабства!
Карпентер вдруг остановил машину, повернулся ко мне... В глазах его сверкнули слезы... Так вот, значит, куда меня?
Так что тебе от меня надо было? Может, список кораблей прочесть?.. До середины?
Мы молча обнялись, и я вышел. В конце улицы горела перевернутая машина, оттуда стлался черный дым, и я размазывал по лицу грязные слезы... Да, нет рая на земле.
Потом я в каком-то трансе стоял у витрины грязного магазинчика, слегка обалдев, на минутку даже забыв о своем горе: жестяная баночка кока-колы лихо отплясывала под джаз, рвущийся из магнитофона, кривлялась, переламывалась, вихлялась — точно в ритме! Во техника!
Вдруг тяжелая рука опустилась мне сзади на плечо — и по тяжести ее я сразу усек: наши!
Я резко обернулся.
Геныч!
— Ну что, — проговорил он, — выпить хочешь?
Угадал!
— Тут у хлопцев в торгпредстве есть отличный «смирнов»... не отличишь от вкуса слюны! Поехали?
Я хотел было гордо сказать, что вкус своей слюны знаю, а чужой не интересуюсь... но волнение душило меня. Я молча кивнул.
Сели в торгпредстве на балконе над садиком. Единственное уютное место! Как-то я отвык уже от обстановки советского агитпункта с огромными портретами Родных и Любимых!
— ...Когда приехал? — хрипло выговорил я.
— Недавно, — сдержанно произнес Геныч. — Кстати — ты тоже приехал... Но немножко отдельно. Никто пока не видел тебя.
— Ясно.
— И Алехин тут! Шастает по новым знакомым...
— Ясно.
— Короче — тут с тобой должен несчастный случай произойти.
— Ясно... Ты поможешь?
Геныч покачал головой.
— Нет, пузырь.
Почему-то слегка пренебрежительно называл меня пузырем... Собрались наконец вместе старые друзья: пузырь и лапоть!