...Ясон, вспомнил я, это молодой грек, красавец бульдозерист, треском своего мотора и вытянувший меня из небытия...
— Да нет! — Геныч устало отмахнулся. — С Ромкой у них! Серьезно вроде! — вздохнув, Геныч ушел.
Господи! С Ромкой! Какие новости, к сожалению, с опозданием я узнаю! Ведь она невестой Ясона уже считалась, и даже семьи их согласились — и вдруг! Успокоишься тут навеки, как же! Обычно «серьезно» у Ромки бывает лишь в связи с каким-нибудь крупным общественным процессом в нашей стране — «серьезное чувство» у него становится как бы Музой Перемен, этакой Свободой на баррикадах с открытой грудью, как на картине Делакруа!
Француженка Аньес шла под его глубоко скрытое диссидентство (даже не переписывались, не то что не встречались), Варя, дочь директора института бывшего марксизма, ныне философии, «шла под перестройку» («Как я мог раньше иначе жить?!»)... Потом все, естественно, рушилось — притом с глубокими внутренними потрясениями («Я столько в нее вложил!»).
Подо что же, интересно, он Таю захомутал? Хозяйкой Местной Горы тут ее зовут. Чем же ее Ромка скрутил? Только серьезностью — не иначе! Мол, у всех лишь легкий флирт, ну, в крайнем случае, любовь, а у него — серьезное чувство, накрепко связанное с общественными процессами!
Что же, в таком случае, затевается тут? Ну, никак прямо не улететь! Помню, меня Ромка всю жизнь донимал именно процессами, живительными процессами: почему я не принимаю в них деятельного участия?! Сначала, если не ошибаюсь, то был процесс освобождения марксизма-ленинизма от сталинизма. («Неужели ты можешь терпеть это дальше?» — восклицал с болью он.) Потом вроде было очищение марксизма от Ленина («Тебе все еще нравится этот сатрап?! Сколько можно?!»). Перед ним всегда себя чувствуешь туповатым и квелым: не то что возненавидеть сатрапа — даже полюбить его не успел! Потом, помню, было очищение марксизма от Маркса — и уже в конце, насколько я помню, от Энгельса, и всегда это было страстно, с отрыванием живой плоти...
Чем же он саму Таю запугал?
А-а-а, вспомнил я, он же религию в последнее время оседлал и разговоров ниже как об Иоанне Предтече не признавал. Такому не откажешь.
Ну, ясно стало теперь! Я полетел над плоскогорьем. На подбородке Маркса что-то блестело. Сопля? Я приблизился. Господи! Да это же «Капсула-2»! С сидящими в ней хлопцами: группа «Сокол»! С некроантенной, что должна их поднять на подвиг!.. На какой? Почему-то я не в курсе и ничего не ведаю, как всегда? Уволен?
Я пошел наверх... Господи, как страшно затеряться в пустоте, в этих мало кому понятных измерениях!