Сейчас он стоял на коленях возле меня, его тело было таким же мускулистым и рельефным, как и у любого другого сидха в моей постели. Он присоединил свой большой палец к остальным, протолкнув сквозь мои губы. Я открыла рот так широко, как только могла, и все равно он смог протолкнуть свою ладонь лишь до второй фаланги пальцев, не было шанса вобрать его глубже. Шолто потянул руку, отступая, но я схватила его запястье, призывая пойти дальше. Он широко распахнул глаза, но не стал спорить, просто продолжил проталкивать руку в меня, пока я не открыла рот так широко, что это стало некомфортным, но было в этом что-то приятное. Его ладонь наконец была так глубоко, как только это было возможно, и мне пришлось похлопать его по руке, чтобы дать ему знать, что больше я принять не могу.
Он осторожно убрал руку из моего рта, и прежде чем я успела перевести дыхание, он сжал этой рукой, что была так глубоко в моем рту, длинную, упругую, подрагивающую часть своего тела, а округлая головка накрыла мои губы, как будто в приглашении.
Я приоткрыла для него рот, потому что после того, как во мне побывала большая часть его ладони, мне хотелось почувствовать внутри другую часть него. Я подобрала подушку, предлагая свой рот этой длинной и твердой части его тела. Он по ощущениям был гораздо лучше пальцев, я чувствовала целостность внутри, когда он скользил между моих губ, по моему языку, проникая не слишком глубоко, но я сжала ладонями его задницу, заставляя его входить быстрее и жестче, чем мы с ним обычно предпочитали, Шолто ведь сам сказал об этом: для меня прошло много времени. Целые месяцы я не осмеливалась получить оргазм, чтобы не спровоцировать роды, целые месяцы я была вынуждена быть такой аккуратной, такой осторожной. Сегодня ни той, ни другой я быть не хочу.
Он повиновался моим порывам, проталкиваясь так глубоко, как только мог, и мне пришлось бороться со своим телом, заставлять свое горло расслабиться вокруг этой твердой плоти. Я подталкивала его руками, моя кожа и глаза снова начали светиться, и где-то на периферии мои волосы запылали рубиновыми нитями. На его коже с лунным свечением горела татуировка теми же красками, что я видела на его щупальцах, его человеческое тело переливалось бледной радугой из красного, фиолетового цветов и оттенков золотого, что отражались в его глазах, смотрящих на меня, пока он все быстрее вбивался в мой рот и горло.
У меня было время отдышаться перед самым погружением, быстрый глоток воздуха, а затем толчок, он проникал внутрь меня, я едва не давилась, а затем он проталкивался дальше, напрочь отрезая кислород. Он нашел более глубокий и медленный ритм, с которым у меня было больше времени, чтобы отдышаться перед его толчком, но еще это означало, что он был глубже и дольше в моем горле, так что мне приходилось бороться с паникой своего тела из-за нехватки воздуха, и даже это удовлетворяло нужду, поэтому я накрыла ладонями его крепкую задницу, удерживая его, пока он был так глубоко во мне, и я прижималась губами к нему, убеждая свое тело не сопротивляться и не паниковать, когда оно молило о вдохе, и все это время наши тела все ярче сияли, раскрашивая комнату тенью и светом.